– Дамочки, позвольте представить вам Дергунчика. – Казалось, Нокс упивался нашим замешательством. – Я подобрал его в Нэшвилле, он как раз сорвался с поводка СППшников. Шатался тут и там, дергаясь, как наркоман. С тех пор как я начал его обучать, Дергунчик прошел длинный путь. – Нокс махнул мальчишкам, которые с выражением неописуемого ужаса на лице поднялись и принялись перерезать ножом веревки, опутывающие Красного.
– Думаю, вы чертовски хорошо поладите, – усмехнулся Нокс. – Веселитесь.
Не припомню, чтобы кто-то на моих глазах улепетывал быстрее, чем эти двое, когда последняя цепь шмякнулась в лужу у ног Дергунчика. Он шагнул вперед, проходя сквозь огненную стену. Пылающий круг пошел рябью, на мгновение потускнев, и снова вспыхнул ослепительно-белым.
– Вот ведь ублюдочная сволочь, – пробормотала Вайда, поворачиваясь ко мне. – Типа натравил на нас живой огнемет.
Дергунчик оправдывал свое имя. Голова свесилась вправо, потом резко искривилась под неестественным углом влево. В перерывах – в те драгоценные полусекунды – между спазмами, единственным заметным изменением была вспышка чего-то похожего на недоумение в его глазах.
Нокс положил пальцы в рот и свистнул. И стало не до рассуждений.
Первый огненный снаряд выпрыгнул из полыхающего мусорного бака аккурат между нами, и мы с Вайдой метнулись в разные стороны. Повалившись на землю, я перекатилась, пытаясь сбить огонь с правой штанины. Пузырь от ожога на ладони грозил вот-вот лопнуть, готовясь разлиться новой волной обжигающей боли.
Воздух над головой стал жарким – горячим, – затем смертельно горячим, пожирая кислород. И я снова покатилась по земле. Огонь полился через край бочки, в которую я врезалась, и хлынул в мою сторону, оранжевой лужей разливась по цементу.
Красный вскинул руку и щелкнул кривыми пальцами. Между ними взметнулось пламя, и он швырнул его в меня, словно мяч.
«Вставай, вставай, вставай!» – вопил внутренний голос. Я обливалась потом, и ладони скользили по рыхлому щебню. Наконец я поднялась на ноги и нашла глазами Вайду.
Та бежала, размахивая руками, целившись Красному в грудь.
– Нет! – закричала я.
Огонь из мусорных баков снова взметнулся вверх, соединяясь над нашими головами в несколько дуг. Вайда зашипела от боли – огненный кнут хлестнул ее по лопаткам.
На мгновение я действительно подумала, что Вайда собирается рвануть прямо через полосы огня: между нею и Красным их оставалось всего две, но это были полосы пламени, обжигающие, золотисто-красные, подсвечивающие ее кожу теплым, землисто-коричневым.
– Вай!..
Девушка приземлилось на бедро, проскользив последние несколько метров прямо к ногам Красного. Дергунчик тоже упал с нечеловеческим протестующим рыком – сверху эхом отозвались дети в белом, которые наблюдали за нами.
Большинство мусорных баков еще горели. Однако там, где линия огня прервалась, обнажились цементные заплатки. К ним я и рванула, устремляясь к Вайде.
Дергунчик поднялся с земли, отшвыривая от себя Вайду со свирепой пульсирующей ненавистью, физически заполнившей пространство. Я успела поймать девушку до того, как ее обожженная спина хлопнулась о землю. У меня потемнело в глазах, когда ее голова врезалась мне в подбородок, но я, устояв на ногах, смогла удержать и ее тоже.
Я всего раз сошлась в спарринге с инструктором Джонсоном – «бой» шел пятнадцать секунд, не больше. Это произошло в самом начале моего обучения, когда тренер должен был «оценить» уровень моих навыков. Недели две я хромала, и раза в два дольше с предплечий сходили кровоподтеки в форме его ладоней.
Перед этим Красным инструктор Джонсон бы сник, что твоя маргаритка.
Дергунчик больше не дергался. Его движения стали резкими, точными, выверенными – в нем словно повернулся какой-то выключатель. Мы с Вайдой снова и снова уворачивались от него, вертелись и ныряли вниз, уходя от нацеленных в наши лица кулаков.
«До чего же он костлявый», – мелькнула в голове несвоевременная мысль.
– Ну же, дамочки! – выкрикнул Нокс. – Скучно же!
Я поймала Вайду за руку, прежде чем она снова бросилась на Красного, оттащив на несколько шагов. Дергунчик не бросился за нами – он почему-то остался на своей половине круга, расхаживая взад-вперед, словно пантера, под ногами скрипели армейские ботинки.
Впервые за время этого боя я обрела способность рассуждать здраво. Тело дрожало от усталости и боли. Думай.
Он не был в реабилитационном лагере, или, по крайней мере, давно оттуда сбежал. А если он никогда там не был, тогда откуда у него эта экипировка? Дергунчик не выглядел способным на то, чтобы ограбить базу национальных гвардейцев. Если не считать коротких проблесков замешательства на лице, он вообще не проявлял никаких признаков разумности.
Что означало…
«Да ладно, – подумала я. – Это невозможно».
Но осталось ли в наше время что-нибудь невозможное?
– Джамбори, – выпалила я, глядя на Вайду. Она моргнула. – Охренеть?
Вайда знала о проекте «Джамбори» примерно из тех же источников, что и большинство детей – о привидениях: из слухов и кошмарных снов, рожденных собственным воображением. Всем в Лиге было известно о секретной армии президента Грея, состоявшей из натренированных Красных; мы не один месяц пытались получить информацию о ней, но безуспешно. Сама идея такого образования звучала слишком «дико» для Федеральной Коалиции, чтобы в нее поверить, да и служба по контролю Интернета отлавливала и блокировала любые ссылки на проект, прежде чем хоть слово могло просочиться в интернациональную прессу.
И Вайда, конечно, не могла знать, что сама идея такой армии выползла из самых глубин исковерканного разума Клэнси. И это он вложил ее в головы президенту и всем его советникам. Пока отец не осознал, чем занимается его сын, Клэнси играл ключевую роль в программе обучения Красных.
Челюсть болела от столкновения с головой Вайды, с губ капала кровь. Сплюнув, я провела рукой по бровям, смахивая жгучий пот. Как Клэнси собирался ими управлять? Одно мгновение Красный действовал, повинуясь вскипающей в мозгу ярости, а в следующее превращался в хорошо обученного солдата. Он явно был дезориентирован и не реагировал ни на что, помимо своих инстинктов, запрограммированных на одно: убить.
«Боже мой, – думала я, глядя на Дергунчика и ощущая, как сквозь страх снова уверенно прорывается ярость. – Что они сделали с этими ребятами…»
Долгие годы я была уверена, что лагерные надсмотрщики и СППшники забирают опасных, чтобы их уничтожить. Тогда, думая об этом, я задыхалась от мыслей об их ужасной судьбе, которые, словно удавка, все больше затягивались на моей шее. Я была просто счастлива, когда Клэнси рассказал мне, что это не так. Но теперь… теперь я уже не была так уверена, что смерть не стала бы для них лучшей участью. По крайней мере, они не превратились бы в такое животное. Как этот бедняга, который лишился рассудка.
