Но если сейчас Лаура предлагает заказать тайскую еду, чтобы порадовать Джоша, поскольку он один любит ее, тот отвечает одно и то же: «Лаура, заказывай, что хочешь».
Когда я была намного моложе и прожила с Сарой всего пару месяцев, мне с трудом удавалось заставить свой хвост меня слушаться. Я пыталась привести себя в порядок, и мой хвост извивался по всей квартире, избегая попадания мне в лапы, как бы сильно я ни пыталась его поймать. Я рычала в попытке его цапнуть, чтобы показать, насколько серьезны мои намерения. Иногда я даже пыталась поохотиться на него, но он всегда оставался недостижимым для моих зубов, и я только бегала по кругу. Я не злилась на него, если честно. Но была разочарована тем, что часть меня делает не то, чего я от нее хочу и ожидаю.
Нынче нас с моим хвостом напоминают Лаура с Джошем. Они кажутся смущенными и расстроенными, когда смотрят друг на друга, как будто не могут понять, что делает или говорит другой, тот, которого они считали своим близким человеком.
Жаль, что я не умею говорить на языке людей, тогда бы я смогла сказать Лауре, что Джош так злится только потому, что задели его чувства, равно как и ее. Может быть, тогда бы она стала лучше спать по ночам.
Конечно, если бы у нее не было проблем с засыпанием, она, вероятно, была бы против того, чтобы я спала в ее постели. А ведь сон рядом с Лаурой — лучшее, что случилось со мной с того дня, как, ничего мне не сказав, ушла Сара.
Сегодня воскресенье, и Лаура просыпается раньше, чем обычно по воскресеньям, — настолько рано, что мне даже не приходится заниматься тем, чем я занимаюсь в эти дни, чтобы мягко напомнить ей о завтраке. Например, ложусь ей на грудь и пристально смотрю в лицо, пока она не откроет глаза, или прохаживаюсь по верху радио с часами рядом с ее головой, пока из него не начнет звучать музыка. Когда Джош слышит воскресным утром радио, он зарывается головой под подушку и раздраженно бормочет: «Разве сегодня не воскресенье? Неужели нельзя нажать на кнопку “выключить” или как-то по-другому решить этот вопрос?» Лаура сонным голосом отвечает ему: «Не думаю, что на голодной кошке есть кнопка “выкл.”»
Но сегодня Лаура встает в обычное для рабочего дня время и убирает в квартире. Я даже слышу звуки буйства Чудовища в гостиной, пока сама ем на кухне. (Я уже понимаю, что сейчас Чудовище включили, чтобы почистить пол. Сара использовала для такой же цели обычный веник и вращающуюся щетку. Какая глупость рисковать нашими жизнями и заводить Чудовище в квартире, чтобы прибрать с пола, хотя, должна признать, Лаура кажется достаточно сильной, чтобы с ним справиться, — пока, по крайней мере). Сердце бешено колотится, я практически не притрагиваюсь к еде и несусь наверх в комнату с коробками Сары настолько быстро, насколько позволяют мне мои четыре лапы. Но когда я туда добегаю, дверь оказывается закрытой! Я издаю свое самое громкое мяуканье «торговки рыбой», но мои крики тонут в визге Чудовища внизу. Поскольку никто не отвечает, я подпрыгиваю и двумя передними лапами повисаю на ручке двери, потом всем своим весом тяну ее вниз, пока дверь не приоткрывается. Когда мы жили с Сарой в Нижнем Ист-Сайде, у нас на дверях были обычные круглые ручки, но тут они длинные и достаточно тонкие, чтобы я смогла на них удержаться и не соскользнуть.
Джош выходит из своей комнаты, готовый идти на улицу — в джинсах и старых кроссовках со свисающими шнурками, — и видит открывающуюся дверь и меня, висящую на ней. Он смеется.
— Бедняжка Пруденс! Неужели от тебя заперли твою любимую комнату?
Бирка на моем красном ошейнике звякает, когда я падаю на пол, приземляясь на задние лапы, и смотрю на Джоша снизу вверх, а он смотрит на меня. Его верхние веки немного опускаются, когда он сощуривается, и я гадаю, пришел ли он к тем же выводам, что и я, — Лаура не хочет входить в эту комнату, чтобы убирать там, но и не оставляет дверь открытой, чтобы никто не видел, насколько эта комната грязнее, чем все остальные помещения в квартире.
— Хорошо, — произносит Джош, — будем оставлять дверь приоткрытой, чтобы ты могла входить и выходить. Договорились? — Он тянется к дверной ручке и почти полностью закрывает дверь. Я удивлена, что мне приходится, толкнув дверь боками, приоткрыть ее больше, чем обычно. Еще недавно я с легкостью проникала в более узкие щели. Я неожиданно поняла, что давно уже не волнуюсь о том, что меня вовремя не покормят, и стала съедать всю еду, которую передо мной поставили.
— Я иду купить бублики и копченую рыбу, — говорит мне Джош. Он улыбается. — Если будешь хорошо себя вести, и тебе позже достанется.
Быстрые его шаги раздаются на лестнице, и Чудовище прекращает визжать ровно на столько, чтобы Джош успел сообщить Лауре, что идет за бубликами. Она просит, чтобы он не забыл купить продукты, перечень которых они составили вчера.
Я бросаюсь в комнату, зарываюсь в свое спальное местечко в глубине шкафа и внимательно прислушиваюсь, чтобы удостовериться, что Чудовище не придет сюда угрожать мне или Сариным коробкам. Однако в основном думаю о рыбе.
Днем приезжает вся семья Джоша, чтобы поговорить о деньгах, о том, кто болен, кто здоров, кто за кого вышел замуж и кто на ком женился, — хотя они уверяют, что приехали сюда на праздник. Джош крепко обнимает маму, когда она входит, и говорит:
— С Днем матери. — Мама Джоша обнимает Лауру чуть дольше, чем сына, гладит ее по спине.
— С Днем матери, — поздравляет ее Лаура, чуть тише, чем Джош, а та целует ее в щеку, а потом отпускает.
В этот же праздник год назад Лаура приезжала в нашу с Сарой квартиру в Нижнем Ист-Сайде. Она тоже принесла бублики и рыбу, а еще букет красных гвоздик, которые Сара поставила в маленькую желтую вазу посреди кухонного стола. Мать с дочерью заключили друг друга в некое подобие объятий (когда бы они ни обнимались, всегда казалось, что они забыли, как это делается). Лаура была не так напряжена, как обычно, когда приходила к нам в гости. Щеки ее порозовели, глаза блестели. Она засмеялась, когда Сара бросила в мою сторону извивающуюся завязку от пакета с бубликами, и я прыгнула, чтобы передними лапами поймать веревочку в воздухе. Она даже терпеливо улыбалась, пока Сара болтала о погоде и смешных историях, которые ей рассказывали на работе, спрашивала, не смотрела ли Лаура интересные фильмы.
После того как они расставили тарелки с едой, я прыгнула прямо на середину стола, чтобы Сара могла поставить и для меня маленькую тарелку с рыбой. Лаура наморщила носик:
— Фу, мам, ты всегда позволяешь Пруденс есть на столе?
Сара расправила плечи, как поступает, когда считает, что Лаура критикует ее поступки. И ответила так:
— Мы с Пруденс понимаем друг друга. — Она погладила меня по спине несколько раз, потом одну руку подложила под живот, чтобы мягко спустить на пол, и поставила рядом со мной мою личную тарелку. Обе внимательно наблюдали за мной. Потом Сара взяла вилку и положила рыбу на бублик. Она взглянула на Лауру. — Иногда мне кажется, что я люблю ее до безумия.
— Не знаю, — протянула Лаура. Несмотря на то что перед ней стояла еда, она к ней не прикоснулась. — А кто решает, что такое безумие? — Уголки ее губ поднялись вверх — намек на улыбку, а щеки порозовели. Она казалась смущенной и довольной собой, как будто владение некой тайной делало ее счастливой. Неожиданно Сара посмотрела на нее более пристально — потом и она улыбнулась, и глаза ее тоже сверкнули.
