– Природа, – прямо отвечает Престер. – Воспитание. Повреждения мозга. Черт, да у худших из них вообще нет никаких оправданий. – Он говорит «у них», а не «у вас». Я гадаю, замечает ли он это сам. – Почему бы вам не сказать, что сделало Мэлвина таким, ведь вы наблюдали его непосредственно?
– Понятия не имею, – искренне отвечаю я. – Его родители были милыми людьми. Я нечасто видела их, и они всегда казались ужасно уязвимыми. Ныне, оглядываясь назад, я думаю, что они боялись его. Я не сознавала этого до тех пор, пока они не умерли.
– Тогда что заставляет вас вот так разделывать девушек?
Я вздыхаю.
– Детектив, когда-то я вышла замуж за монстра и не была достаточно умна, чтобы вовремя распознать его. Это все, в чем я виновата. Я не совершала этих преступлений.
Так мы ходим кругами примерно часа четыре. Я не прошу адвоката, хотя и думаю об этом. Но качество той юридической помощи, которую я могу получить здесь, в Нортоне, трудно назвать многообещающим. Нет, лучше я буду держаться за правду. При всем своем умении детектив Престер не может убедить меня солгать. Это могло получиться у него в прежние дни, когда я была наивной и впечатлительной Джиной Ройял, но для меня это не первый допрос с повторами, и он об этом знает. У него нет ничего. Он просто получил анонимный звонок, обвиняющий меня, и это вполне мог сделать «тролль», узнавший мое настоящее имя, или кто-то, кому мой бывший муж заплатил за то, чтобы тот поднял бучу. И все же инстинкт подсказывает детективу верно… Это не случайность – то, что бедняжку убили таким знакомым способом и утопили труп в озере прямо у меня за домом.
Кто-то посылает мне сообщение.
Должно быть, Мэл.
Я питаю странную, тревожную, но неподдельную надежду на то, что так и есть, поскольку Мэла я, по крайней мере, знаю. Но у него есть помощник. Помощник, который согласен сделать именно то, чего требует Мэл. И не буду лгать, это пугает меня до глубины души. Я не хочу, чтобы следующей девушкой, чей труп будет найден в озере, оказалась Ланни. Или чтобы Коннор был убит в своей постели. Я не хочу умирать в проволочной петле, содрогаясь от невыразимой боли, будучи освежевана заживо.
Уже близится рассвет, когда Престер отправляет меня домой. Нортон напоминает город-призрак, на пустых улицах не видно ни единой машины, и, когда патрульная машина сворачивает к озеру, дальше от городских огней, темнота становится еще гуще. За рулем опять сидит офицер Лэнсел Грэм – полагаю, потому, что, отвезя меня, он сможет сразу же направиться домой. Полицейский не разговаривает со мной, и я не пытаюсь затеять беседу. Прислоняюсь виском к холодному стеклу и жалею о том, что не могу уснуть. Я не смогу уснуть ни сегодня, ни, вероятно, завтра. Фотографии убитой девушки ужасающе ярко пылают на внутренней стороне моих век, и я никак не могу сморгнуть их.
Мэла не преследуют призраки жертв. Он всегда спал крепко и просыпался отдохнувшим.
Это мне снятся кошмары.
– Мы на месте, – говорит Грэм, и я осознаю́, что седан остановился, что я каким-то образом ухитрилась, незаметно для себя, закрыть глаза и погрузиться в беспокойную дрему. Я благодарю его, когда он обходит машину и открывает дверцу. Офицер даже протягивает мне руку, чтобы помочь выйти, и я принимаю ее из чистой вежливости – и начинаю нервничать, когда он не сразу отпускает мою ладонь. Я вижу – нет, чувствую, – что он смотрит на меня.
– Я верю вам, – произносит он, застав меня врасплох. – Престер взял неверный след, мисс Проктор. Я знаю, что вы не имеете к этому никакого отношения. Извините, я знаю, что этим полиция портит вам жизнь.
Я гадаю, многое ли рассказал Престер и не поползли ли уже по округе слухи о моем прежнем имени – Джина Ройял. Я так не думаю. Грэм не похож на человека, который знает, за кем я была замужем.
Он просто выглядит опечаленным и слегка встревоженным.
Я благодарю его снова, уже более тепло, и он отпускает меня. Когда я подхожу к дому, Хавьер выходит на крыльцо, вертя в руках ключи от машины.
«Не терпится поскорее уехать», – думаю я.
– Дети… – начинаю я.
– В полном порядке, – обрывает он меня. – Спят или по крайней мере притворяются, что спят. – Он окидывает меня острым, безжалостным взглядом. – Надолго же он вас задержал…
– Это не я, Хавьер. Клянусь.
Он бормочет что-то похожее на «конечно», но расслышать трудно, потому что позади меня Грэм снова заводит мотор патрульной машины. Свет задних огней заливает лицо Хавьера алым. Он выглядит усталым и трет лицо ладонями, словно пытаясь избавиться от последних нескольких часов. Я задумываюсь о том, что, возможно, случившееся вычеркнет его из списка моих друзей, так же, как и Сэма Кейда. Так же, как и офицера Грэма, когда он узнает о моем прошлом, – не то чтобы он был мне другом, просто дружелюбно настроенным соседом.
Мне следовало знать, что не останется никого. Никого, кроме детей, у которых в этом вопросе нет выбора, потому что они, как и я, увязли в этом болоте по шею.
– Слушайте, во что вы влипли? – спрашивает Хавьер, но я не думаю, что он действительно желает это знать. – Я уже говорил вам, что я заместитель помощника шерифа. Вы мне по душе, но если дойдет до чего-то такого…
– Вы исполните свой долг так же, как накануне вечером. – Я киваю. – Понимаю. Я просто удивилась, что вы вообще решили помочь мне покинуть город.
– Я думал, что вы бежите от бывшего мужа. Я много раз видел у женщин такой взгляд. Я не знал…
– Не знали что? – На этот раз я прямо спрашиваю его, глядя в глаза. Я ничего не могу прочесть по его лицу, но не думаю, что он может прочесть что-то по моему. Во всяком случае, полностью.
– Что вы участвовали в чем-то подобном.
– Я не участвовала!
– Непохоже на то.
– Хави…
– Давайте говорить начистоту, мисс Проктор. Когда с вас снимут все подозрения, то все будет круто. А до тех пор давайте сохранять дистанцию, ладно? И если хотите мой совет, уберите все стволы из дома и сдайте их на хранение в тир. Пусть полежат у нас, пока все это не закончится, и я смогу дать показания полиции, что у вас не было огнестрела. Я просто не хочу думать…
– Вы не хотите думать о том, что копы придут и обнаружат у меня дома маленький арсенал, – негромко довершаю я. – И о том, какой побочный вред это может нанести.
Хавьер медленно кивает. В его позе нет ни малейшей агрессии, но чувствуется внутренняя сила, та спокойная, мужественная сила, которая вызывает у меня желание поверить ему. Довериться ему.
Но я этого не делаю.
– Мое оружие останется при мне до тех пор, пока я не увижу распоряжение суда, приказывающее мне сдать его, – отвечаю я. Я не моргаю. Если он считает это проявлением агрессии, пусть будет так. В этот момент, в любой момент времени, я не могу позволить, чтобы меня сочли слабой. Не ради себя. У меня двое детей, и я в ответе за их жизни – жизни, которые постоянно под угрозой, постоянно в опасности. Я делаю все, что должна сделать, чтобы защитить их.
