Но не настолько, чтобы задерживаться. Через секунду я уже за дверью и мчусь через маленькую приемную Нортонского полицейского управления. Замечаю офицера Грэма, занятого какой-то бумажной работой, и, когда я проношусь мимо, он поднимает взгляд. Я не приветствую его ни кивком, ни улыбкой; все мое внимание сосредоточено на двери комнаты отдыха. Она сделана из прозрачного стекла, закрывающие ее жалюзи свисают под углом, и в просвет я вижу Ланни и Коннора, которые сидят рядом за белым квадратным столом и без малейшего энтузиазма подъедают попкорн из стоящего между ними бумажного пакета. Я делаю вдох, потому что облегчение, которое я испытываю, видя их живыми, здоровыми и невредимыми, причиняет мне физическую боль.
Открываю дверь и переступаю порог. Ланни вскакивает так быстро, что ее стул отъезжает назад по кафельному полу и едва не опрокидывается. Она бежит ко мне – и вспоминает о том, что она старшая, как раз вовремя, чтобы не кинуться в мои объятия. Коннор пролетает мимо него и повисает на мне. Я неистово обнимаю его одной рукой, вторую оставив для Ланни, и она неохотно следует примеру брата. Чувствую, как болезненное облегчение начинает проходить, сменяясь чем-то более теплым, живым, нежным.
– Тебя арестовали, – говорит Ланни приглушенным голосом, уткнувшись в меня, но потом чуть откидывается назад, чтобы посмотреть мне в лицо. – Почему?
– Они решили, что я могу быть в ответе за…
Я не довершаю мысль, и дочь делает это вместо меня.
– За эти убийства. Конечно. Это из-за папы. – Она произносит это так, словно это самый логичный вывод в мире. Может быть, так и есть. – Но ты этого не делала.
Ланни говорит это как само собой разумеющееся, и я чувствую прилив любви к ней за такое безрассудное доверие. Обычно моя дочь с огромным подозрением относится к моим мотивам, и то, что в этом она верит мне, значит настолько много, что я даже не могу осознать.
Коннор тоже слегка отстраняется и жалуется:
– Мам, они пришли и забрали нас! Я сказал, что мы не должны уходить из дома, но Ланни…
– Но Ланни сказала, что мы не будем встревать в дурацкие перебранки с копами, – подсказывает моя дочь. – И мы не стали встревать. И кроме того, они вообще приходили не за нами. Просто не могли оставить нас там одних. Я заставила их пригнать сюда наш «Джип», чтобы мы могли потом добраться домой. – Она несколько секунд колеблется, потом спрашивает, пытаясь изобразить небрежный тон: – Э-э… они сказали тебе, зачем им понадобилось допрашивать Сэма? Это из-за того, что ты им что-то сообщила?
Я не хочу поднимать тему преступлений их отца, рассказывать, скольких людей он убил, скольких сделал несчастными, сколько семей разбил, включая свою собственную… но в то же время знаю, что должна объяснить. Они уже не маленькие дети, и скоро – я инстинктивно чувствую это – наша жизнь станет намного сложнее.
Но мне не хочется очернять Сэма Кейда в их глазах. Он нравится им. И, насколько я могу судить, они тоже ему нравятся. И, опять же, я думала, что нравлюсь ему.
Может быть, он участвовал в убийственном плане, который стоил жизни двум девушкам. Я по-прежнему не могу представить, чтобы Сэм убил их сам, и все же… все же я легко могу понять, как горе, гнев и боль заставляют кого-то переступить границы, которые человек, казалось бы, четко для себя обозначил. Я уничтожила прежнюю Джину Ройял и воссоздала себя из ее праха. Сэм направил свой гнев вовне, на меня – своего воображаемого врага. Быть может, для него эти девушки были лишь сопутствующими потерями в холодном военном уравнении, составленном, чтобы добраться до цели. Я почти – почти – могу в это поверить.
– Мама?
Я моргаю. Коннор смотрит на меня с неподдельной тревогой, и я гадаю, как долго я блуждала в своих раздумьях. Я невероятно устала. Понимаю, что, несмотря на съеденный сэндвич, умираю от голода, а еще мне срочно нужно в туалет, иначе мой мочевой пузырь того и гляди лопнет. Забавно. Все это было неважными мелочами, пока я не поняла, что дети в безопасности.
– Поговорим по пути домой, – заверяю я его. – Сейчас кое-куда забегу, и поедем. Хорошо?
Коннор кивает с некоторым сомнением. Он беспокоится за Сэма, как мне кажется, и мне не хочется снова разбивать сердце моему сыну. Но тут нет моей вины.
Я успеваю в туалет как раз вовремя. Опускаясь на унитаз, вся дрожу. После мою руки и лицо, делаю несколько глубоких вдохов, и лицо, смотрящее на меня из зеркала над умывальником, выглядит уже почти нормально. Почти. Я понимаю, что мне нужно подстричься и подкрасить волосы. Несколько седых волосков уже довольно сильно портят внешний вид. Забавно. Я всегда думала, что умру прежде, чем состарюсь. Это отголоски прежней Джины, которая сочла день Происшествия концом всей своей жизни. Я ненавижу прежнюю Джину, которая наивно верила в силу истинной любви, считала себя хорошей женщиной, а своего мужа – хорошим мужчиной и полагала, что она заслужила это, не приложив ни малейших усилий.
Я ненавижу ее еще больше, когда осознаю́, что даже после всего случившегося я по-прежнему очень на нее похожа.
* * *
Поездка домой начинается в молчании, но я ощущаю, что оно напряженное. Дети хотят знать. Я хочу сказать им. Просто не совсем знаю, как подобрать слова, поэтому протягиваю рук и играю с верньерами радио, встроенного в приборную панель «Джипа», перескакивая с нью-кантри на южный рок, потом на олд-кантри и что-то похожее на фолк-музыку, пока Ланни не подается вперед и не выключает радио решительным щелчком тумблера.
– Хватит, – говорит он. – Давай выкладывай. Что там насчет Сэма?
Господи, как я не хочу начинать этот разговор… Но я проглатываю приступ трусости и говорю:
– Сестра Сэма… оказалось, что Сэм не тот, за кого себя выдавал. То есть тот, но он не сказал нам всей правды.
– Ты несешь какую-то чушь, – замечает Коннор. И, вероятно, он прав. – Погоди, это сестра Сэма была в озере? Он убил свою сестру?
– Эй! – резким тоном восклицает Ланни. – Давай не будем тут об убийстве сестер! Сэм никого не убивал!
Не знаю, почему я не замечала этого раньше, потому что сейчас, с одного взгляда на ее лицо, я вижу, что она рассержена, встревожена и готова защищать Сэма. Ей сразу понравился офицер Грэм, но тут другое. Тут не эмоции, а необходимость. Сэм, который просто тихо присутствовал в нашей жизни, сильный, добрый и стабильный. Он оказался ближе всего к отцовской фигуре, которая ей представлялась.
– Нет, – говорю я и на секунду сжимаю ее руку, чувствуя при этом, как она напрягается. – Конечно, он не убивал. Коннор, его забрали в полицейский участок, потому что обнаружили, что он связан с нами. По прошлым временам.
Ланни отодвигается, прижимаясь к дверце машины. Я вижу, что Коннор тоже вжимается в кресло.
– По прошлым? – тихо переспрашивает мой сын, и голос его слегка дрожит. – Ты имеешь в виду – когда мы были другими людьми?
– Да. – Я чувствую виноватое облегчение от того, что мне не нужно подводить их к этому. – Когда мы жили в Канзасе. Его сестра… его сестра была одной из тех, кого убил ваш отец.
