Я чувствую, как подламываются колени, и вцепляюсь в обе боковые стороны дверной рамы. Сэм что-то говорит мне, касается моего плеча, но я не слышу его. Едва вернув себе власть над собственными ногами, я кидаюсь вперед, но Кеция Клермонт, обхватив сильной рукой мою талию, разворачивает меня и прислоняет спиной к стене в коридоре. Ее пистолет снова в кобуре, карие глаза смотрят на меня пристально и повелительно.
– Подумай головой, Гвен, – говорит она мне. – Тебе нельзя туда входить. – Она достает из кармана телефон и нажимает кнопку быстрого набора, почти сразу соединившись с кем-то. – Детектив? Вы срочно нужны тут, в доме Гвен Проктор. Предположительно случай похищения детей. Двоих. Задействовать всех, кто свободен. – Она прерывает звонок, все еще удерживая меня на месте. – С тобой всё в порядке, Гвен? Гвен!
Я умудряюсь кивнуть. Я не в порядке, я не могу быть в порядке, но смысла спорить нет, к тому же она спрашивает совсем не об этом. Она спрашивает, могу ли я контролировать себя, – а я могу. По крайней мере, могу попытаться.
Сэм тоже нависает надо мной, и, лишь увидев на его лице болезненную сосредоточенность, сомнение, я понимаю, что эта сцена может означать две совершенно разные вещи.
Первая – истина: мои дети похищены.
Вторая – вполне правдоподобная ложь: я что-то сделала со своими детьми, прежде чем покинуть дом. Кто-нибудь обязательно так подумает. Не Кеция: она была у дома, наблюдала и разговаривала с Ланни через дверь. Но я стану первой подозреваемой. Может быть, единственной, несмотря на все ее показания.
– Нет, – выговариваю я. – Кеция, ты же знаешь, я этого не делала!
– Знаю. Но давай не будем создавать улики, которые запутают следствие, – говорит она мне и с профессиональной легкостью ведет меня в гостиную, к дивану. На пути лежат игровые контроллеры, и я поднимаю их и откладываю в сторону с тупой заботливостью. У Коннора есть дурацкий обычай – оставлять их там, где он их бросил. До меня доходит, что его руки последними касались этих кнопок, и я бережно прижимаю один из контроллеров к себе, как будто он может рассыпаться, может исчезнуть, словно моего сына никогда не существовало, кроме как в моем воображении…
– Гвен. – Сэм присаживается рядом со мной на корточки, заглядывая мне в лицо. – Если всё так, как ты сказала, значит, кто-то знал, что ты ушла из дома. Кому ты говорила об этом?
– Никому, – тупо отвечаю я. – Тебе. И детям. Я сказала детям, что вернусь. Они были в полном порядке. – Это моя вина. Мне вообще не следовало уходить. Ни за что на свете. – Ты должна была следить! – бросаю я Кеции.
Она не реагирует на это, только сжимается, и мне кажется, что ей больно. Она понимает, что подвела меня, и цена этого… цена может оказаться выше, чем готов принять любой из нас.
– Кого они могли впустить в дом?
– Никого!
Я почти выкрикиваю это, но тут же понимаю, что это не совсем правда. Они впустили бы Сэма Кейда, но Сэм… было ли у него время, чтобы сделать это? Да. Он видел, как я бегу вверх по холму. Это давало ему по меньшей мере час, чтобы прийти сюда и сделать… что? Уговорить их впустить его, каким-то образом похитить моих детей, да так, что на нем не осталось ни единой отметины? И куда бы он их отвез? Нет. Нет, я не могу поверить, что это сделал Сэм. Это бессмыслица как с эмоциональной, так и с логической точки зрения. Мои дети сопротивлялись бы, как дьяволы. Но когда я остановилась возле его дома, на Сэме не было ни капли крови. И Кеция увидела бы его.
«Если только они не действовали заодно».
Я чувствую, что он думает то же самое обо мне. Пытается вычислить, как я могла сделать это со своими детьми. Мы снова не доверяем друг другу, и, возможно, в этом и был весь смысл.
«Кто еще? Кто еще, кроме Сэма?» Не думаю, что мои дети впустили бы в дом Кецию Клермонт, несмотря на то, что она им понравилась и что она представительница власти. Детектива Престера? Может быть.
А потом до меня доходит ужасная, холодная истина, от которой все внутри сжимается. Я забыла кое о ком. Кое о ком, кому они доверяли. Кое о ком, кого они впустили бы в дом без сомнений, потому что раньше я доверяла ему настолько, что оставляла их с ним. Хавьер Эспарца. Хавьер, который исчез из тира сразу же после того, как отдал мне патроны.
Его машины не было на стоянке тира, когда я уходила. Он мог знать код от системы сигнализации. Он видел, как я включаю и отключаю ее, видел, как это делают дети. Хавьер Эспарца прошел военную подготовку. Он знает, как похищать людей – как похищать их тихо.
Я пытаюсь сказать это – и не могу. Не могу издать ни звука. Мои легкие горят, и я лихорадочно втягиваю воздух, чтобы охладить их. Игровой контроллер Коннора в моих руках кажется теплым, словно живое тело, и я думаю о том, что тело моего сына сейчас уже может быть холодным, он может быть… но мой мозг протестует, он не дает мне закончить эту мысль. Хавьер, который легко мог взять дробовик из тира, из багажника своей машины. Хавьер, которому я доверяла присматривать за моими детьми. Которому они верили настолько, что могли впустить его внутрь, отключив сигнализацию. Который мог легко узнать у детей код и, выходя, снова включить ее.
«Ты кое о чем забываешь», – шепчет мне голос Мэла. Я вздрагиваю, потому что не желаю слышать этот голос в моей голове, особенно сейчас. Но он прав. Я кое о чем забываю…
– Я позвоню в охранную фирму, – говорит Кец. – Нужно, чтобы вы дали им разрешение передать данные мне. У них должны быть записи того, когда сигнализация включалась и выключалась…
– Камеры! – выпаливаю я и кидаюсь туда, где оставила заряжаться планшет. Камеры передают все, что видят, на это устройство. Я смогу точно увидеть, что произошло.
Но планшет исчез. Шнур сиротливо свисает из розетки.
Я беру его конец, словно не могу поверить, что планшета здесь нет, и безмолвно смотрю на Кецию – как будто она может это исправить. Она хмурится.
– У вас есть камеры? Они подключены к охранной системе?
– Нет, – отвечаю я. – Нет, они установлены отдельно, у меня был планшет…
Я не знаю, что заставляет мой мозг перескакивать с одного на другое; это происходит так быстро, что мысли сливаются в одну размазанную фразу, что-то насчет того, что детей нужно хранить в сейфе, а потом я осознаю́, о чем действительно забыла.
Комната-убежище.
Я резко выпрямляюсь и бросаюсь мимо кухонной стойке к стене. Сэм и Кеция озадаченно смотрят на меня.
Комната-убежище, построенная в этом доме его прежними богатыми владельцами, скрыта за подвешенной на петлях панелью в углу кухни, около стола. Я с силой отталкиваю стол, так, что он едва не врезается в идущую следом Кецию, и неистово нажимаю на панель. Она должна отскочить на пружинных петлях, однако остается на месте. У меня возникает странное ощущение нереальности, как будто я придумала само существование этой комнаты, как будто действительность вокруг меня сместилась и я попала в какую-то другую, искаженную версию моей жизни, а комната-убежище исчезла вместе с моими детьми. Нажимаю снова, снова и снова, и наконец дальний угол панели со щелчком отходит. Я рывком распахиваю ее. За панелью прячется толстая стальная дверь, рядом с ней в стену вмонтирована панель с клавишами.
