= «Она очень любила своих детей. И не скрывала этого».
Электрик Белого дома Ларри Буш вспоминает, что Джеки попросила его положить несколько накладок на педали трехколесного велосипеда, которые Кэролайн получила на Рождество, потому что ее ноги еще не доставали до них. Несколько месяцев спустя первой леди потребовалась еще одна услуга. «Она так выросла, не могли бы вы снять накладки?» — попросила его Джеки. «Она очень любила своих детей. И не скрывала этого», — вспоминает Буш. Это также создавало некоторые страшные моменты для юных Кеннеди. Кэролайн и Джон-Джон любили по утрам сопровождать своего отца в лифте Белого дома и заходить с ним в Овальный кабинет. «Пойдем! Мы должны работать!» — кричал Джон-Джон, еще одетый в пижаму. Однажды утром, когда Кэролайн и президент вышли из лифта, защелкали десятки фотовспышек. Президент забыл о договоренности с прессой, которая должна сопровождать его весь день. Кэролайн была так напугана, что Джей-Эф-Кей проводил ее к лифту и попросил швейцара отвезти ее обратно наверх в резиденцию. Врач президента Кеннеди, Джанет Травел, ехала с ними в лифте в то утро. Она вспоминала, как плакала испуганная Кэролайн, которая хотела побыть с отцом, но испугалась огромного количества фотографов, обступивших ее. «Она выбежала из лифта и залезла под диван, — рассказывала Травел. — Потребовалось все мастерство мисс Шоу по части уговоров, чтобы заставить ее выбраться оттуда».
У четы Кеннеди были разные взгляды на воспитание малыша Джона-Джона и Кэролайн детсадовского возраста, а их сотрудники — как с политической стороны, так и со стороны резиденции, — должны были пытаться удовлетворить требования обоих родителей. Джеки нравилось, чтобы волосы Джона-Джона были длинными, но президент предпочитал короткую стрижку. «Вы знаете, сэр, — говорила Мод Шоу президенту, — я должна смотреть в коридор и видеть, кто идет. Если идет миссис Кеннеди, я причесываю волосы вперед, если идете вы, делаю ему пробор». Оба родителя хотели сделать необычную жизнь своих детей в Белом доме как можно более нормальной. В тот день, когда они переехали в Белый дом, Джеки попросила садовника слепить гигантского снеговика возле подъездной дорожки Южного портика с морковкой вместо носа и яблоком вместо рта. Кэролайн была в восторге.
Порой у Джеки и Джей-Эф-Кей возникали разногласия по поводу того, насколько большое внимание должно уделяться их детям в СМИ. Друг президента Кеннеди Чарльз Спалдинг сказал, что, когда фотографы получили снимок Кэролайн верхом на своем пони Макарони на Южной лужайке, президент понимал политическую ценность такой фотографии. Президент любил повозиться со своими детьми и не снисходил до разговоров с ними. У него была особая связь с Кэролайн. Густаво Паредес, сын личного помощника Джеки Провиденсии, был близок к детям Кеннеди и стал постоянным приятелем Джона-Джона. Он помнит, как убийство отца ударило по Кэролайн, и не только потому, что она была старше. «Отцы всегда больше любят своих дочерей, а матери всегда любят своих сыновей. Они как бы поделили их между собой, поэтому Кэролайн почувствовала большую потерю, огромную потерю». Через неделю после убийства Джеки просто сказала: «Я собираюсь воспитывать сына. Хочу, чтобы он вырос и стал хорошим мальчиком. О большем я не мечтаю». Она представляла, что однажды он может стать астронавтом или «просто обычным Джоном Кеннеди, который чинит самолеты на земле». Она сделала все возможное, чтобы обеспечить своим детям нормальную жизнь. После убийства мужа она отвезла их в Палм-Бич на Рождество и повесила рождественские носки. Когда они переехали в особняк XVIII века в Джорджтауне, она велела своему декоратору воспроизвести спальни, которые были у детей в Белом доме.
Прежде чем покинуть Белый дом, она попросила главного церемониймейстера Дж. Б. Уэста, которого считала своим другом, в последний раз сопровождать ее в Овальный кабинет. Модели кораблей и книги, а также любимое кресло-качалка президента были вывезены у нее на глазах. «Думаю, мы, вероятно, здесь лишние», — пробормотала она. Они с Уэстом прошли короткий путь в Зал Кабинета, где сели за длинный стол из красного дерева. «Мои дети. Они хорошие, не так ли, мистер Уэст?»
— Конечно, они такие.
— Они не избалованы?
— Нет, в самом деле.
— Уэст, вы будете моим другом на всю жизнь?
Уэст мог только кивнуть. Он боялся, что, если заговорит, шлюзы откроются, и его личное горе и сочувствие молодой вдове захлестнут его.
Джеки много лет посещала психотерапевта в Нью-Йорке, но так и не смогла полностью оправиться от эмоциональной травмы, полученной в момент, когда жизнь мужа жестоко оборвалась. Описывая ужас 22 ноября 1963 года, она рассказала журналисту Теодору Х. Уайту: «Его последнее выражение лица (президента Кеннеди. — Авт.) было просветленным; он отнял руку, и я увидела, как осколок черепа отделялся от основания; он был телесного цвета, не белый, — он протянул руку, а потом рухнул мне на колени». Она мучилась весной 1964 года и продолжала спрашивать себя: Почему я не настояла на стеклянном верхе автомобиля? У нее были проблемы с ночным сном, и она могла подолгу дремать после обеда. Она представляла, что было бы лучше, если бы ее муж не был убит боевиком-одиночкой с коммунистическими убеждениями; ей принесло бы некоторое утешение, если бы он умер за большое дело от руки кого-то, кто был возмущен его поддержкой гражданских прав, или кем-то, кто был частью более крупного заговора. В одном из интервью она сказала: «Мне следовало знать, что прошу слишком многого, когда мечтаю, что могла бы состариться вместе с ним и вместе видеть, как растут наши дети… так что теперь он стал легендой, тогда как он предпочел бы быть человеком».
Мод Шоу находилась с семьей с тех пор, как Кэролайн исполнилось одиннадцать дней, и она была тем человеком, кто кормил, купал и одевал детей, но Джеки была удивительно деловитой матерью и сторонницей строгой дисциплины. («Джон был безупречно подкован. Когда какая-нибудь леди входит в комнату, ты встаешь», — говорит Густаво, давний друг Джона Кеннеди.) Джеки не терпела истерик. «Если у тебя истерика, ты передаешь ее мне, — говорила она сыну, если замечала, что он кричит на Шоу или кого-нибудь из сотрудников, обслуживающих резиденцию Белого дома. — Не срывай злость на персонале».
= «Мне следовало знать, что прошу слишком многого, когда мечтаю, что могла бы состариться вместе с ним и вместе видеть, как растут наши дети…»
Джеки позаботилась об образовании своих детей, создав детский сад для Кэролайн в Солярии, своего рода семейной комнате на третьем этаже резиденции. Она спросила родителей, дети которых вместе с Кэролайн посещали детский сад в Джорджтауне, не хотели бы они присоединиться к школе в Белом доме. Четырнадцать детей приходили в Белый дом по утрам дважды в неделю, наполняя коридоры смехом. Джеки даже устроила игровую площадку для них на Южной лужайке. В течение первого года это были на самом деле кооперативные ясли, в которых педагогами и воспитателями работали все матери, включая первую леди. Постепенно стали приглашать профессиональных учителей и сделали занятия более формальными. Джеки и президент каждую неделю заходили на занятия, и президент играл с детьми на Южной лужайке. «В доме было полно детей утром, в полдень и вечером, — вспоминает секретарь по вопросам протокола Летиция Болдридж. — Никогда не знаешь, когда лавина молодых людей хлынет на тебя — сопливые носы, оброненные в холле варежки, велосипеды…» В перерыве они выстраивались, чтобы выйти на улицу, и как только двери на Южную лужайку открывались, дети вырывались наружу, бежали за щенками и направлялись к детской площадке.
