«Перемирие... Ха-ха! Выманить ее, усыпить бдительность – и
наброситься. Она не будет ждать... она поверит... Нет? Значит, нужно сделать
так, чтобы поверила. Убедительность, мягкость... Может, добавить немного
испуга...»
Ему представился снег, падающий на Вику, и с неожиданной
четкостью, преподнесенной проснувшимся воображением, Кирилл увидел себя
разделившимся на мириады снежинок, в каждой из которых торчала крошечная,
незаметная глазу ледяная игла. Он мягко обрушился на Вику сверху, притворился
теплым одеялом, укутывал ее плечи, и видел, как она смеется, ловя на ладонь
снежинки. Затаившись, он наблюдал, как она макает варежку в снег, а затем машет
ею, стряхивая снежную пыльцу. Он позволил себе казаться таким безобидным, каким
только может быть снег в двух шагах от дома, где горит желтым светом окно и
поднимается пар над стаканом с горячим чаем. Он усыпил ее, закрутился у нее
перед глазами сверкающим калейдоскопом, ошеломил стрельчатой красотой снежинок,
и когда она замерла, принялся обволакивать ее, погружая в снег, будто в теплую
воду, убаюкивая, покачивая, не переставая засыпать снежинками.
Он видел, что она застыла на месте, не мешая ему
накручивать, словно снежную сахарную вату, все новые и новые слои снега. И
тогда он пронзил ее всеми ледяными иглами, впился в беззащитную кожу, разорвал
ее, будто зубы вампира, и слушал, как звучит ее дикий, отчаянный крик, полный
изумления и боли.
От крика Кирилл вздрогнул и непроизвольно дернул
подбородком. Видение исчезло. Черт, что с ним?! Он что, спит наяву, в машине?
Какой снег, какие снежинки? Ему и в самом деле нужно заключить с ней перемирие,
пока не стало слишком поздно. Он встретит ее, заболтает, заставит поддаться его
влиянию, и в итоге она сама поймет, что им выгоднее дружить, а не вырывать друг
из друга заживо клочья мяса.
Кирилл Кручинин достал телефон и позвонил Виктории.
Но когда после разговора он убрал телефон в карман, крик
бывшей жены все еще звучал в его ушах, и слушать его было наслаждением.
Виктория
Я шла по улице, не выбирая направления, не замечая даже,
куда иду. Несколько раз я ловила на себе взгляды прохожих, но мне потребовалось
увидеть свое отражение, чтобы осознать, почему на меня так смотрят.
И ужаснуться...
Выглядела я кошмарно. Разорванные чулки, смятое платье в
зелени травяных разводов, торчащие из пучка на голове пряди, как перья птицы,
которой поиграла и выпустила кошка... Кажется, я напоминала людям жертву
группового изнасилования, чудом спасшуюся от мучителей.
Но, как ни странно, именно это помогло мне собраться. Я
всегда придавала очень большое значение внешнему виду, и теперь, увидев себя,
поняла, что мне нужно что-то предпринять, и немедленно, иначе я нарвусь на
неприятности. В большом городе, если ты не хочешь притянуть их к себе, ты не
должен выглядеть как жертва. А я ею выглядела.
К счастью, в этом спальном районе было полно магазинчиков, и
я нырнула в один из них. Двадцати минут мне хватило, чтобы переодеть чулки в
примерочной, а заодно привести лицо в порядок. Все, кроме его выражения, потому
что даже тренировка с эмоциями не помогла. Из зеркала на меня смотрела
сорокалетняя женщина с туповатым лицом. Мне не сорок, и я не глупа, но зеркало
в магазине было безжалостно.
Как мой муж, подумала я. О да, Кирилл будет безжалостен! Он
выбрался из-под того танка, который должен был раскатать его, вдавить в землю,
и он не из тех, кто прощает покушения.
Я представила, что он может сделать со мной, и на минуту мне
стало так жутко, что я вынуждена была присесть на стул в примерочной. Руки
тряслись. Иррациональный страх охватил меня и не отпускал до тех пор, пока я
мысленно не сказала: все, хватит, ты убиваешь сама себя.
Это подействовало. Своим страхом я действительно убивала
себя, и делала это куда эффективнее, чем получилось бы у Кирилла. Не стоило
облегчать ему задачу...
Когда я расплачивалась за чулки, зазвонил телефон, и я
уронила его на пол в надежде, что он разобьется. Потому что знала, кто мне
звонит. Но корпус выдержал, и, поняв, что от разговора мне не уйти, я подняла
его с пола.
– Здравствуй, дорогая, – тихо и почти нежно сказал
Кирилл. Слышно было так хорошо, что я с трудом подавила порыв обернуться – мне
показалось, что я увижу его за спиной, в двух шагах. – Как поживаешь,
Викуша?
– Твоими молитвами. – Кажется, мой голос все-таки
дрогнул. – Как ты сам?
– Ты знаешь, лучше, чем могло бы быть. Принимаю ванну, лежу
в пене... – Он издевался надо мной. – Пускаю целлулоидных утяток.
Знаешь, желтеньких таких? Плещусь в водичке...
– Кровь смываешь с рук? – не выдержала я.
Не стоило этого говорить! Глупая, ребяческая выходка! Но
голос его был так вальяжен и расслаблен, что я не совладала с собой. Повисла
пауза, а когда Кирилл заговорил, он уже не издевался:
– Ну вот что... Надо встретиться. Есть что обсудить.
Теперь его слова падали по одному, как камни – ровные серые
глыбы, каждая из которых способна убить. Я пыталась выиграть время, увернуться
от камней:
– Зачем нам встречаться?
– Ты знаешь зачем. Да не бойся, Викуша. Я же тебя не съем.
Я отчетливо увидела, как, произнеся это, он провел языком по
губам.
– Попробуешь съесть – подавишься.
– Скорее отравлюсь.
– Грубишь...
– Ну что ты, ласточка! Отдаю тебе должное.
Я не сразу нашлась, что ответить, потому что мне польстило
то, что я услышала. Это было смешно и отчасти жалко, но всегда приятно, когда
сильный противник ценит тебя по заслугам.
– Я заберу тебя через час там, где ты скажешь, – веско
добавил он.
Вы не поверите, но я едва не согласилась! Стоило Кириллу
заговорить в приказном тоне, как во мне всплыли воспоминания о том времени,
когда я подчинялась ему во всем, и потребовалось сделать усилие, чтобы
выбраться из-под давящей силы привычки. Привычка требовала покорно сказать:
«Хорошо, Кирюша», и ждать, пока приедет мой властный муж и сделает все так, как
надо. Я и не догадывалась, до какой степени это укоренилось во мне! Впору было
повторять, как заклинание: «Ты не имеешь власти надо мной! Ты не имеешь власти
надо мной!», и я бы так и сделала, если бы собиралась обмануть саму себя. Но
себя не обманешь: это неправда.
– Через два часа, – поправила я, надеясь, что голос
скроет мою растерянность. – И не рассчитывай на то, что я сяду в одну
машину с тобой.
– Викуша! Ты меня обижаешь...
– Встретимся в каком-нибудь ресторане. Где-нибудь в центре.
– «Под куполом», – спокойно предложил он.
– Что?
– Ресторан так называется – «Под куполом». Встречаемся там
через два часа, и не опаздывай. Не на свидание идешь!
