Офелия почувствовала, что ее сердце бьется как метроном: один удар от радости, другой – от страха. Она осторожно вышла на улицу, осматривая замызганные витрины. Местность вызвала у нее ощущение дежавю: знакомые мрачные проулки, вонючие канализационные трубы, влажные испарения… В ночной тьме, среди облаков дыма и вспышек огня девушка различала силуэты работающих людей. Куда же воры доставили матрасы? В этот литейный цех? В ту мастерскую по изготовлению фарфора? Вон на тот газовый завод?
Офелия остановилась перед фасадом здания с потухшими красными лампочками; его окна были залеплены старыми афишами. Значит, предчувствие ее не обмануло, она здесь и вправду была. «Иллюзион» – заведение, которое Кунигунда закрыла по причине банкротства…
Идеальный тайник.
Окутанная туманом улица была безлюдна. От мысли, что ей придется войти в здание одной, у девушки пересохло во рту, но приходилось спешить. Ее рука дрожала, когда она писала новую записку Ренару:
«13-й подвальный этаж, заведение “Иллюзион” с красными лампочками. Я только взгляну и сразу вернусь.»
Офелия готовилась к тому, что придется взламывать дверь, и растерялась, когда та открылась от первого же толчка. Никогда прежде она не переступала порог такого заведения. От лампочек под потолком шел слабый красноватый свет – вероятно, это была иллюзия аварийного освещения. Красные ковры, красные шторы, красная бархатная обивка мебели, красные лестницы – девушке показалось, что она очутилась не в холле, а внутри человеческого организма.
Пока что Офелия не видела ни матрасов, ни пропавших.
Она бесшумно подошла к телефону на стойке при входе и сняла трубку. Трубка молчала. Офелия успокаивающе погладила шарф, концы которого нервно трепетали в воздухе. Что бы там ни было, им – ей и шарфу – придется во всем разбираться самостоятельно.
Таблички-указатели, оформленные в виде длинных красных перчаток, вели на второй этаж. Надписи гласили:
ДВОРЯНИН С ВЕЕРОМ
ИГРА В ЧЕТЫРЕ РУКИ
ЧУЛКИ ИЗ ЧЕРНОГО БАРХАТА
ТРИ ЗАГАДОЧНЫЕ ДАМЫ: ВИД СО СПИНЫ
Офелия пошла по левой лестнице: правая, обвалившаяся от сырости, была огорожена. На втором этаже царила такая же полутьма, как внизу, но обстановка оказалась совершенно иной. Большие мраморные статуи – женщины в масках – стояли парами у каждой из четырех черных дверей.
Офелия проскользнула в центральную галерею; вдоль ее стен тянулись экраны. Каждый из них представлял живую картину, на которой иллюзорные красотки подмигивали посетителям, оголяя плечи или посылая им кончиками пальцев воздушные поцелуи. Девушка подошла к двери с табличкой «ДВОРЯНИН С ВЕЕРОМ». Дрожь охватила ее, когда она заметила, что глаза статуй в прорезях масок неотступно следят за каждым ее движением. Она снова воспользовалась моноклем Гаэль. Иллюзия сразу исчезла, а статуи превратились в обычный элемент интерьера.
Спрятав монокль, Офелия бесшумно отворила дверь и вошла.
Полутемная комната представляла собой скопище драпировок, круглых столиков, ковров, непрерывно меняющих свои очертания из-за игры света и тени, и валяющихся на полу подушек. Едва Офелия переступила порог, как у нее нестерпимо разболелась голова. Мысли смешались, как нитки в кудели. Девушка тут же запуталась ногами в подушках и, чтобы не упасть, схватилась за столик, опрокинув стоявшую на нем вазу с искусственными цветами.
Офелия уже не могла вспомнить, зачем она пришла сюда, но интуиция подсказывала ей, что лучше уйти.
Опершись на столик, который с каждой минутой все больше приобретал под ее рукой консистенцию студня, она высматривала дверь, через которую вошла, но не могла ее найти. Комната вдруг оказалась абсолютно непроницаемой.
Офелия стала искать зеркало, пробираясь сквозь горы подушек, как сквозь зыбучие пески. Споткнувшись, она рухнула на пол и от неожиданности даже не обратила внимания на резкую боль в руке.
Повернув голову, Офелия поняла, что виной ее падения на этот раз стала вовсе не подушка. Рядом с ней лежал мужчина с длинной бородой, в атласном халате. Почему граф Харольд выбрал для сна такое неудобное место?
Хотя, в сущности, он был прав. Эта гора подушек – зыбкое ложе, пол гораздо комфортнее…
Офелия еще долго лежала бы так, глядя в потолок, если бы шарф не начал шлепать ее по очкам, и шлепал до тех пор, пока они не соскользнули у нее с носа.
«Монокль, – вяло подумала Офелия. – Надо посмотреть в монокль».
Она достала его из кармана и вставила в левую глазницу, зажмурив правый глаз. В голове все прояснилось. Это место было комнатой-ловушкой!
Офелия опустилась на колени рядом с графом Харольдом и постаралась внимательно его рассмотреть, несмотря на окружающий сумрак. Татуированные веки Миража были сомкнуты.
– Господин граф! – негромко окликнула его Офелия.
Но граф пребывал в глубочайшем сне. Не отнимая от глаза монокль, Офелия осмотрелась и пришла к заключению, что он пользовался здесь всеми удобствами: на столиках высились стопки книг, громоздились табакерки, бонбоньерки, графины с водой и флаконы с духами. В интерьере чувствовалась какая-то чрезмерная утонченность, и она казалась Офелии жутковатой.
Девушка заметила тюфяк, лежавший прямо на полу, – возможно, это был один из украденных матрасов. Она поняла, что не ошиб-
лась, увидев голубые песочные часы, подвешенные над головой графа, точно игрушка над детской люлькой. Дотянуться до них и разбить смог бы лишь тот, кто не находился под действием одурманивающей сонливости.
Что касается двери, то теперь, благодаря моноклю, Офелия поняла, почему не увидела ее: она была скрыта за иллюзорной стеной.
Верх коварства!
– Господин граф, – повторила Офелия. – Вы меня слышите?
В длинной белокурой бороде Миража не дрогнул ни один волосок. Может быть, он был туговат на ухо, но девушку встревожило это молчание. Придерживая монокль, она наклонилась и приложила ухо к его рту.
Он не дышал.
У Офелии тоже перехватило дыхание. Неужели она пришла слишком поздно? На теле графа не было никаких признаков травмы или агонии. Неужели его убил шок от иллюзии? Девушка торопливо расстегнула перчатки и пощупала пульс графа – сначала на запястье, потом на шее. Ей пришлось признать очевидное: старый опекун шевалье был мертв… и умер он недавно – тело еще не успело остыть.
Офелия встала. Помочь ему она уже не могла, но могла попытаться спасти других.
Девушка направилась во вторую темную комнату, называвшуюся «ИГРА В ЧЕТЫРЕ РУКИ». На этот раз, прежде чем переступить порог, она осмотрелась, придерживая монокль под очками. Здесь не осталось никаких следов увеселений, ни иллюзорных, ни реальных; такая же изысканная обстановка, как у графа Харольда: изобилие цветов, табакерок, подушек, книг, флаконов и… снова висящие над матрасом, так высоко, что не дотянуться, голубые часы. Несмотря на монокль, рассеивающий иллюзии, девушка почувствовала гнетущую тяжесть, от которой у нее загудело в голове. Она оказалась во второй комнате-ловушке. Попасть в плен нескончаемых горячечных иллюзий – такая пытка была хуже любых телесных страданий.
