– А тебе какая разница? – возмутилась она. – Тебе какая разница, что мне до Марка?
– Потому что мне нужно было, чтобы ты его любила, – произнес Джулиан. Его лицо был серым, как пепел в камине. – Потому что если ты вышвырнула прочь меня и всё, что было между нами, лучше, чтобы это было ради чего-то более важного. Чего-то настоящего… Но, может, это всё вообще для тебя ничего не значит!..
– Для меня ничего не значит? – Эмма выкрикнула это так громко, что к нее заболело горло. В ее венах словно бежали электрические искры и били ее током, разъяряя всё больше. Она злилась не на Джулиана, а на себя, на мир, который сделал это с ними, и теперь она стала единственной, кто хранит ядовитый, отравленный секрет. – Ты не знаешь, о чем говоришь, Джулиан Блэкторн! Ты понятия не имеешь, чем мне пришлось пожертвовать и зачем я это делаю! Ты не знаешь, чего я пытаюсь добиться…
– Пытаешься добиться? А как насчет того, чего ты уже добилась? Как насчет моего разбитого сердца, и сердца Кэмерона, и сердца Марка? – Лицо Джулиана исказилось. – Или я кого-то еще забыл, кому ты собираешься сломать жизнь?
– Твоя жизнь не сломана. Ты живее многих. И у тебя может быть счастливая жизнь! Ты целовал ту фэйри…
– Она была ланнан-ши! Оборотень! Я думал, что это была ты!
– Ой, – Эмма застыла. – Ой.
– Да, ой. Ты что, правда думаешь, что я могу полюбить кого-то еще? – возмутился Джулиан. – Думаешь, я так могу? Я не ты, я не влюбляюсь каждую неделю в кого-то нового. Мне жаль, что это оказалась именно ты, Эмма. Но это ты, и всегда будешь ты, так что не рассказывай мне, что моя жизнь не сломана. Ты ровным счетом ничего об этом не знаешь!
Эмма ударила ладонью в стену. Штукатурка тресмнула, и на месте удара зазмеилась паутина трещин. Боль Эмма почувствовала так, будто та была где-то далеко. Черная волна отчаяния грозила вот-вот захлестнуть ее с головой.
– Чего ты от меня хочешь, Джулс? – спросила она. – Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Джулиан шагнул вперед. Его лицо казалось вырезанным из мрамора, твердого и неподатливого.
– Чего я хочу? – спросил он. – Я хочу, чтоб ты поняла, каково это. Каково постоянно терпеть пытку, днем и ночью, отчаянно желать того, чего желать нельзя. Того, кто даже не желает тебя в ответ. Каково понимать, что принятое тобой в двенадцать лет решение означает, что ты никогда не добьешься того, что одно только может сделать тебя счастливым. Я хочу, чтобы ты мечтала только об одном, и хотела только одного, и была одержима лишь одним…
– Джулиан… – ахнула Эмма, отчаянно пытаясь остановить его. Остановить всё это прежде, чем станет слишком поздно.
– …как я одержим тобой! – яростно закончил он. – Как я одержим тобой, Эмма! – Гнев, казалось, покинул его. Теперь Джулиана трясло, словно его ударило током. – Я думал, ты меня любила, – тихо сказал он. – Не знаю, как я мог так ошибаться.
Эмме показалось, что по ее сердцу прошла трещина. Она отвернулась, чтобы не видеть выражения его глаз, не слышать голоса, оставляя за спиной крушение всех тщательно выстроенных планов. Эмма распахнула дверь. Она слышала, как Джулиан зовет ее, но вылетела из дома – навстречу буре.
24
Несть числа
Вершина Часовенного утеса была похожа на башню посреди урагана – гладкий утес вздымался в небо, с трех сторон окруженный кипящим котлом океана.
Небо было серым в черных потеках и тяжело, как камень, нависло над городком и морем. Вода в гавани прибыла и подняла рыбацкие лодочки до окон прибрежных домов. Суденышки крутились и вертелись на гребнях волн.
Море в очередной раз ударило в утес, взметнув в воздух белую пену. Эмма стояла в водовороте кружащихся волн, утопая в запахе моря; над головой взрывалось небо, двузубцы молний вспарывали тучи.
Она раскинула руки. Молнии словно били прямо сквозь нее в камни под ногами и в воду, серо-зелеными почти отвесными пластами встававшую на фоне неба. Гранитные шпили, давшие имя Часовенному утесу, вздымались вокруг словно каменный лес, словно зубцы короны. Скала под ногами была скользкой от влажного мха.
Эмма любила грозы – ей нравилось, как молнии вспарывают небо, нравилось их обнажающее сердце неистовство. Она выбежала из коттеджа, не думая ни о чем: ей отчаянно хотелось убраться подальше до того, как она выпалит Джулиану все то, что знать ему было ни в коем случае нельзя. Пусть думает, что она никогда его не любила, что разбила Марку сердце, что у нее нет никаких чувств. Пусть ненавидит ее, если это значит, что он останется жив и здоров.
И, может, гроза сумела бы отмыть ее начисто, смыть с ее рук то, что ощущалась как кровь их сердец.
Она спустилась по стороне утеса. Камень стал еще более скользким, и она остановилась, чтобы нанести свежую руну равновесия. Стило скользило по влажной коже. Снизу Эмме было видно, где пещеры и приливные озерца заливает кудрявящейся белой водой. На горизонте сверкнула молния; Эмма подняла лицо, чтобы попробовать на вкус соленые капли дождя, и услышала, как вдали трубят в рог.
Ее сердце подскочило в груди. Однажды она уже слышала подобное – когда в Институт прибыло посольство Дикой Охоты. Звук повторился – глубокий, холодный и одинокий, – и Эмма, оскальзываясь, побежала по тропинке обратно на вершину утеса.
Тучи, увидела Эмма, сталкивались в небесах как тяжелые серые валуны; там, где они расступались, вниз лилось бледно-золотистое сияние, освещавшее бурлящий океан. Над гаванью парили черные точки – птицы? Нет, для птиц они были слишком большими, и ни одна птица в такую погоду все равно бы не летала.
Черные точки летели к ней. Теперь они были ближе, четче – больше не точки. Она видела их как есть: всадники. Четверо всадников, облаченных в сверкающую бронзу. Они неслись по небу, как кометы.
Это была не Дикая Охота. Эмма поняла это сразу, сама не зная как. Их было слишком мало, и они были слишком молчаливы. Дикая Охота выезжала с яростным громом оружия. Бронзовые всадники плыли к Эмме беззвучно, словно соткались из облаков.
Можно побежать обратно к коттеджу, подумала она. Но это приманило бы их к Джулиану, и к тому же, они уже взяли курс так, чтобы отрезать ее от тропки назад к дому Малкольма. Они двигались невообразимо быстро. На утесе они оказались бы уже через пару секунд.
Эмма стиснула правой рукой рукоять Кортаны. Она выдернула меч из ножен почти не думая. Ощущение Кортаны в рук заземлило ее, замедлило пульс.
Всадники кружили, зависнув у нее над головой. На мгновение Эмму поразила их странная красота – вблизи кони казались почти что бесплотными, прозрачными как стекло, сотканными из завитков туч и влаги. Они взмыли в воздух – и нырнули вниз, как чайки за добычей. Как только их копыта ударились о твердую почву утеса, кони рассыпались на океанские буруны, каждый обратился во всплеск тающей воды – остались только четверо всадников.
Которые стояли между Эммой и тропинкой. Она оказалась отрезана от всего, кроме моря и крохотного участка утеса у нее за спиной.
