Говорят, что иногда люди присоединяются к Дикой Охоте, если пережили большую утрату и предпочитают изливать скорбь, воя на небеса, а не страдать молча на протяжении обычной серой жизни. Она помнила, как парила в небе вместе с обнимавшим ее Марком. Ветер уносил ее возгласы восторга в небеса, где не было ни боли, ни тревог, одно лишь забытье.
И вот перед ней снова Марк, прекрасный как ночное небо, и он протягивает ей руку и снова предлагает свободу. А что, если бы я смогла полюбить Марка, подумала она. Что, если бы смогла сделать эту ложь правдой?
Тогда не придется лгать. Если она сможет полюбить Марка, это уничтожит опасность. И Джулиану ничего не будет грозить.
И она кивнула. Протянула Марку руку в ответ.
Эмма позволила себе вспомнить тот вечер у нее в спальне, выражение глаз Марка, когда он спросил: «Зачем лгать?». Она вспомнила теплое пожатие его руки, пальцы, охватившие запястье. Как они чуть не споткнулись, так спешили очутиться ближе друг к другу, столкнувшись почти неловко, словно они танцевали – и пропустили шаг. Она схватила Марка за плечи и потянулась его поцеловать.
В Охоте он стал жилистым, не таким мускулистым, как Джулиан; кости плеч и ключицы отчетливо чувствовались под ее руками. Но кожа Марка там, где ладони Эммы скользнули под ворот его футболки, поглаживая верхнюю часть спины, была гладкой. И губы его под ее губами были теплыми.
На вкус он был горько-сладким и горячим, словно его била лихорадка. Эмма инстинктивно придвинулась ближе к нему; она не понимала, что ее саму трясет, но ее трясло. Под ее поцелуем он приоткрыл рот; он исследовал ее губы своими, и по телу Эммы плыли медленные волны тепла. Марк поцеловал ее в уголок губ, легко коснулся губами щеки.
Он отстранился.
– М-м, ты соленая, – с озадаченным видом сказал он.
Рукой, которой только что обнимала Марка за шею, Эмма коснулась своего лица. Щеки были мокрыми. Она плакала.
Марк нахмурился.
– Не понимаю. Ты хочешь, чтобы весь мир уверовал, будто мы пара, и все же рыдаешь, словно я сделал тебе больно. Я причинил тебе боль? Джулиан никогда меня не простит.
При звуке имени Джулиана она чуть было не сломалась. Эмма тяжело опустилась в изножье своей кровати и сжала руками колени.
– Джулиану так много всего приходится выносить, – сказала она. – Я не могу допустить, чтобы он еще и обо мне волновался. О моих отношениях с Кэмероном.
Эмма мысленно попросила прощения у Кэмерона Эшдауна, который на самом деле не сделал ничего плохого.
– Это скверные отношения, – продолжила она. – Нездоровые. Но всякий раз, как они заканчиваются, я снова в них вляпываюсь. Пора разорвать этот порочный круг. И мне надо, чтобы Джулиан об этом не беспокоился. На него и так уже слишком много свалилось – Конклав будет расследовать хаос, свалившийся на нас из-за смерти Малкольма, наши дела с Двором…
– Тс-с, – прервал он, усаживаясь рядом. – Я понимаю.
Он поднял руку и стянул одеяло с кровати на пол. Эмма с изумлением следила за тем, как Марк оборачивает его вокруг них обоих и подтыкает вокруг плеч.
Затем она подумала о Дикой Охоте – о том, как, должно быть, они с Кьераном лежали, прильнув друг к другу, в укрытиях, завернувшись в плащи, чтобы укрыться от холода.
Марк провел пальцами по ее скуле – но то был дружеский жест. Жар, которым полнился их поцелуй, ушел. И Эмма была рада. Чувствовать подобное к кому-либо, кроме Джулиана – даже тень подобного, – казалось неправильным.
– Те, кто не фэйри, утешаются ложью, – произнес он. – Не мне это осуждать. Я сделаю это для тебя, Эмма. Я тебя не брошу.
Она прислонилась к его плечу. Облегчение словно лишило ее тело веса.
– Но Кристине-то ты должна сказать, – прибавил Марк. – Она твоя лучшая подруга; ты не можешь скрывать от нее так много.
Эмма кивнула. Она и так собиралась рассказать Кристине. Кристина единственная знала о ее чувствах к Джулиану и ни на мгновение бы не поверила в то, что Эмма вместо него вдруг внезапно влюбилась в Марка. Даже из практических соображений следовало ей рассказать, и Эмма была этому рада.
– Я могу ей полностью доверять, – сказала она. – А теперь – расскажи мне про Дикую Охоту.
Он начал говорить, сплетая историю жизни, прожитой в облаках и в пустынных и заброшенных уголках земли. Города-призраки у подножия медных каньонов. Пепелище Орадур-сюр-Глан
[10], где они с Кьераном спали на наполовину сожженном сеновале. Песок и запах океана на Кипре, в опустевшем курортном городе, где сквозь половицы заброшенных гранд-отелей проросли деревья.
Марк держал Эмму в объятиях и нашептывал ей свои рассказы, и постепенно она задремала. Отчасти удивив ее, на следующую ночь он вернулся – это поможет выставить их отношения более правдоподобными, сказал он, но в его глазах Эмма прочитала: Марку пришлось по вкусу ее общество, как и ей – его.
И так они с тех пор и проводили вместе каждую ночь, распластавшись на брошенных на пол покрывалах и обмениваясь историями; Эмма говорила о Темной войне, о том, как она порой чувствовала себя потерянной с тех пор, как уже не разыскивала убийцу своих родителей, а Марк рассказывал о своих братьях и сестрах, о том, как они с Таем поссорились и он боялся, что внушил младшему брату чувство, словно на него нельзя положиться, словно он в любой момент может исчезнуть.
– Просто скажи ему, что ты можешь уйти, но всегда к нему вернешься, – посоветовала Эмма. – Скажи, что жалеешь, если когда-то дал ему повод думать иначе.
Марк только кивнул в ответ. Он так никогда ей и не сказал, воспользовался ли ее советом – но она его советом воспользовалась и рассказала Кристине все. Это принесло ей огромное облегчение, и несколько часов Эмма навзрыд проплакала в ее объятиях. Джулиан даже разрешил ей вкратце изложить Кристине ситуацию с Артуром – в достаточной степени, чтобы стало понятно, как важно присутствие Джулиана здесь, в Институте, со своей семьей. Чтобы поделиться этой информацией, она спросила у Джулиана разрешения; разговор вышел ужасно неловкий, но Джулиан, казалось, почти испытывал облегчение от того, что удастся разделить эту тайну еще с кем-то.
Она хотела спросить еще, не планирует ли он вскоре рассказать и остальным Блэкторнам правду об Артуре. Но не смогла. Джулиан окружил себя стенами, которые казались неприступными, как терновые заросли вокруг замка Спящей красавицы. Эмма гадала, заметил ли это Марк или хоть кто-то из остальных – или же это могла увидеть только она.
Сейчас она обернулась взглянуть на Марка. Тот спал на полу, подложив ладонь под щеку. Эмма соскользнула с кровати, устроилась между одеял и подушек и свернулась клубочком рядом с ним.
