Серьезный меч, но не настолько, чтобы сломать Кортану. Оружие, знала Эмма, ее не подведет – только она сама может себя подставить.
– Правила вам известны, – скучающим тоном произнес Король. – После начала боя друзья не могут помогать ни одному из воинов. Бьемся до смерти. Выживший объявляется победителем.
Эмма вынула Кортану из ножен. Та сверкнула, словно закатное солнце за миг перед тем, как погрузиться в море.
От рыцаря в разрисованном шлеме не последовало никакой реакции. Эмма сосредоточилась на его стойке. Противник был выше нее, его удары имели больший охват. Он тщательно выбрал место, на котором встать. Несмотря на комичный шлем, он явно был серьезным бойцом.
Эмма тоже приняла стойку: левая нога впереди, правая сзади, чтобы встать к противнику ведущей стороной тела.
– Да начнется битва, – объявил Король.
Рыцарь, взмахнув перед собой мечом, тут же помчался на Эмму, точно беговая лошадь, вырвавшаяся из загона. Его скорость застала Эмму врасплох, и она еле увернулась от удара. Но она уже потеряла время – занести Кортану следовало раньше. Она полагалась на быстроту, что дарила руна точного удара, но та больше не работала. Острие меча скользнуло в нескольких сантиметрах от нее, и Эмму охватил почти забытый пронзительный ужас.
Эмма вспомнила, что говорил ей отец, когда она начинала учиться. Целься во врага, а не в его оружие. Большинство бойцов следят за твоим клинком. А хороший боец – за тобой.
Это был хороший боец. Но разве Эмма ждала чего-то другого? Ведь его выбрал сам Король. Теперь оставалось лишь надеяться, что ее Король недооценил.
Два быстрых разворота, и она оказалась на кочке, поросшей травой. Может, ей даже удастся компенсировать разницу в росте. Трава зашуршала. Эмме не нужно было даже оборачиваться, она и так знала, что это рыцарь снова атакует ее. Она развернулась и взмахнула Кортаной.
Рыцарь почти не отшатнулся. Меч вспорол его толстую кожаную броню, оставив широкую прореху. Противник даже не дернулся, и, судя по всему, не был ранен. В скорости он точно не потерял. Рыцарь прыгнул на Эмму, она пригнулась и отскочила с сторону. Серебряный клинок просвистел прямо у нее над головой. Рыцарь снова прыгнул, и Эмма опять отскочила.
В холодном воздухе леса она слышала свое прерывистое дыхание. Рыцарь-фэйри был хорош, а у нее не было ни рун, ни клинков серафимов – никакого оружия Сумеречных охотников. А что, если она выдохнется раньше? Что, если эта темная земля высасывает даже ту силу, что бурлит в ее крови?
Эмма отразила удар, отскочила и вдруг вспомнила презрительный голос Зары: «Фэйри дерутся грязно». И Марка: «На самом деле, фэйри дерутся не грязно. Они дерутся удивительно чисто. У них жесткий кодекс чести».
Она уже склонялась, метя в лодыжки рыцаря – тот подскочил, почти взлетев, и обрушил вниз свой меч – как раз тогда, когда Эмма зачерпнула горсть палых листьев и грязи и вскочила, швырнув их в прорезь шлема фэйри.
Тот задохнулся и отступил. Это дало Эмме всего лишь секунду, но ей и этого было достаточно. Эмма ударила его по ногам, и еще раз, а затем нанесла удар по корпусу. Доспехи на груди рыцаря пропитались кровью; ноги подкосились, и он с грохотом рухнул на спину, словно поваленное дерево.
Эмма наступила на серебряный меч и толпа взревела. Она слышала, как Кристина, Джулиан и Марк выкрикивают ее имя. С отчаянно бьющимся сердцем она стояла над неподвижным рыцарем. Даже сейчас, распростертый на почерневшей от его крови траве, он не издал ни звука.
– Сними с него шлем и покончи с этим, – велел Король. – Такая у нас традиция.
Эмма набрала воздуху в грудь. Вся ее природа Сумеречного охотника противилась этому, не желая лишать жизни того, кто безоружным лежал у ее ног.
Она вспомнила, что Джулиан сказал ей перед боем. Никакой пощады.
Звякнул металл о металл. Эмма подцепила Кортаной шлем фэйри и сбросила его.
Тот, кто лежал на траве перед Эммой, оказался человеком, а не фэйри. Голубоглазым, со светлыми волосами, тронутыми сединой. Его лицо было знакомо Эмме лучше, чем ее собственное.
Она опустила Кортану, ее рука словно онемела.
Перед ней лежал ее отец.
11
Занял Ночи черный трон
Кит сидел на ступенях Института и смотрел вдаль, на воду.
День был долгий и неприятный. Отношения между Центурионами и обитателями Института стали натянутыми как никогда – хоть Центурионы, по крайней мере, и не знали, почему именно.
Диана совершила героическое усилие и вела уроки так, словно все было в порядке. Никто не мог сосредоточиться – в кои-то веки Кит, несмотря на полное отсутствие у него знаний о различии между алфавитами серафимов, оказался не самым невнимательным в классе. Но цель уроков была в том, чтобы держать перед Центурионами хорошую мину при плохой игре, так что, пусть через силу, но они продолжались.
За обедом лучше не стало. После длинного дождливого дня, за который они ничего не нашли, Центурионы были крайне раздражительны. В довершение всего, Джон Картрайт, судя по всему, впал в истерику и выбежал из-за стола. Судя по сжатым в ниточку губам Зары, поругался он именно с ней, хотя по какому поводу, Кит мог только гадать. Наверное, решил он, обсуждали, насколько с моральной точки зрения допустимо существование концлагерей для колдунов или порядок доставки фэйри в камеры пыток.
Диего с Раджаном изо всех сил старались поддерживать веселый разговор, но ничего из этого не вышло. Ливви большую часть ужина таращилась на Диего, видимо, обдумывая план использовать его, чтобы остановить Зару. Диего это явно действовало на нервы: он дважды попытался разрезать стейк ложкой. И как будто этого было мало, Дрю и Тавви словно заразились нервной атмосферой – и весь ужин засыпали Диану вопросами о том, когда же Джулиан и остальные вернутся с «миссии».
Когда все закончилось, Кит с благодарностью ускользнул, избежав мытья посуды, и нашел тихое местечко под передним портиком дома. Воздух пустыни был прохладным и пряным, а океан мерцал под звездами – пласт глубокой черноты, окаймленный разбегающимися белыми волнами.
Кит в тысячный раз спросил себя, что же его здесь держит. Сбежать из-за неловкого разговора за ужином казалось глупым – но, с другой стороны, накануне ему успели резко напомнить, что проблемы Блэкторнов его не касаются, а, возможно, и не должны касаться. Быть сыном Джонни Грача – это одно дело. Быть Эрондейлом, как оказалось, совсем другое.
Он коснулся прохладного серебра кольца на пальце.
– Я не знал, что ты здесь, – раздался голос Тая. Кит узнал его, даже не глядя. Тот вышел из-за угла дома и смотрел на него с любопытством.
На шее у Тая что-то висело, но это были не наушники. Когда Тай поднялся по ступеням – худенькая тень в джинсах и свитере – Кит понял, что у этого чего-то есть глаза.
Он прижался к стене.
