– Вообще-то, у меня хорошие новости. Мы выяснили, где дом Малкольма – тот, который в Корнуолле.
– Что? – Джулиан взъерошил рукой волосы и потер глаза, чтобы проснуться. – Где Тай?
– В библиотеке. – Она присела на краешек кровати Джулиана. – Выяснилось, что в доме есть привидение. Джессамина. Как бы там ни было, она вспомнила Малкольма и знала, где его дом. Тай это проверяет, но думать, что она ошиблась, повода нет. Эвелин сутками с ней разговаривала, мы просто не думали, что она и правда существует, но Кит…
– Может видеть призраков. Точно, – сказал Джулиан. Он слушал уже внимательней. – Хорошо. Схожу завтра, посмотрю, что там найдется.
– А мы сходим в Блэкторн-Холл, – заявила Ливви. Блэкторн-Холл был одним из двух земельных владений семейства Блэкторн: у них был особняк в Идрисе и большой дом в Чизвике, на берегу Темзы. В свое время, давным-давно, он принадлежал Лайтвудам. – Посмотрим, нет ли там каких-нибудь бумаг, чего-нибудь про Аннабель. Марк может остаться тут с Кристиной и с Кьераном, раз тому из Института толком не выйти, и они могут поискать в библиотеке.
– Нет, – сказал Джулиан.
Ливви выпятила подбородок.
– Джулс…
– Можете сходить в Блэкторн-Холл, – продолжил он. – Уж это-то вы точно заслужили, и вы с Таем, и Кит. Но Марк пойдет с вами. Кьеран пусть развлекается плетением веночков из ромашек, ну или балладу пусть сочинит.
Ливви сдержала улыбку.
– Смеяться над Волшебным народом как-то неправильно.
– Над Кьераном можно, – заверил Джулиан. – В конце концов, раньше он нас бесил.
– Думаю, Кристина может за ним последить.
– Я собирался позвать ее с собой в Корнуолл, – сказал Джулиан.
– Ты с Кристиной? – Ливви явно такого не ожидала. Джулиан ее, в сущности, не винил. В конце концов, их отряд действительно разбивался на группы по четким критериям возраста и близости знакомства. «Джулиан и Эмма» или «Джулиан и Марк» – это имело какой-то смысл. Но не «Джулиан и Кристина».
– И с Эммой, – прибавил Джулиан, мысленно выругавшись. Сама мысль о лишнем времени в обществе Эммы, в особенности теперь, наводила… ужас. Но если бы он отправился без нее, без своего парабатая, это было бы воспринято как дикость. Ну и Эмма, уж конечно, в ответ на такое бы не смолчала. Ни в коем случае.
Впрочем, присутствие Кристины помогло бы. Кристина сыграла бы роль буфера. От необходимости ставить между собой и Эммой кого-то третьего Джулиана замутило, но от воспоминания о том, как он рассердился на нее в холле, мутило еще сильнее.
Джулиан как будто со стороны смотрел, как кто-то говорит с его самым любимым человеком. Как кто-то другой нарочно причиняет боль его парабатаю. Когда она была с Марком, Джулиану удавалось хоть что-то сделать со своими чувствами – ломать их и выкручивать, заталкивать, загонять в глубь сознания. Он чувствовал, как они кровоточат, как раздирают его изнутри, но он их хотя бы не видел.
А теперь они вновь оказались перед ним во всей своей наготе. Ужасно любить того, кого любить нельзя. Ужасающе было чувствовать нечто, о чем никогда не сможешь рассказать, нечто, что почти все, кого ты знал, считали кошмарным, нечто, что могло разрушить твою жизнь.
Но знать, что твои чувства безответны, было в каком-то смысле даже ужаснее. Пока он думал, что Эмма тоже его любит, он в этом аду все-таки не был совершенно одинок. Когда она была с Марком, он мог внушать себе, что это Марк их разделяет. Что она не предпочитает одиночество его, Джулиана, обществу.
– Кристина очень много знает про Черную книгу, – сказал Джулиан. Он понятия не имел, правда это или нет. Ливви любезно не стала требовать подробностей. – Она пригодится.
– Встречай нас, Блэкторн-Холл, – объявила Ливви и соскользнула с кровати. В синем платьице с пышными рукавами она напомнила Джулиану маленькую девочку из старинной книжки с картинками. Но, может, Ливви всегда напоминала ему маленькую девочку.
– Джулс!
– Да?
– Мы знаем, – сказала она. – Мы знаем про Артура, и что с ним было не так. Мы знаем, что это ты управлял Институтом. Мы знаем, что с самой Темной войны всё это делал ты.
Под Джулианом словно накренилась кровать.
– Ливия…
– Мы не сердимся, – быстро вставила она. – Я тут одна потому, что хотела поговорить с тобой с глазу на глаз, до Тая и Дрю. Мне надо тебе кое-что сказать.
Джулиан все еще цеплялся за простыню. Он заподозрил, что в каком-то шоке. Он так много лет представлял себе это мгновение, что сейчас, когда оно настало, он понятия не имел, что сказать.
– Почему? – наконец выдавил он.
– Я кое-что поняла, – сказала она. – Я хочу быть как ты, Джулс. Не сию секунду, не вот прямо сейчас, но когда-нибудь. Хочу заботиться о людях, о других Сумеречных охотниках, о тех, кому я нужна. Хочу руководить Институтом.
– У тебя бы хорошо получилось, – сказал он. – Ливви… я тебе не рассказывал, потому что не мог. Не потому, что я тебе не доверял. Я даже Эмме не рассказывал. Сказал ей только несколько недель назад.
Ливви лишь улыбнулась в ответ и обошла кровать на ту сторону, на которой сидел он. Она наклонилась, и Джулиан почувствовал, как она тихонько целует его в лоб. Он закрыл глаза и вспомнил, как когда-то она была такой маленькой, что он мог взять ее на руки; как она ходила за ним по пятам, протягивая руки: Джулиан, Джулиан, понеси меня.
– Я хочу быть похожей на тебя больше, чем на кого угодно, – произнесла она. – Хочу, чтобы ты мной гордился.
На это он открыл глаза и неловко обнял ее одной рукой, и она отстранилась и взъерошила ему волосы. Он жалобно возмутился, и она рассмеялась и направилась к двери, сообщив, что ужасно устала. Выходя из комнаты, она выключила свет и оставила его в темноте.
Джулиан забрался под одеяло. Ливви знала. Они знали. Знали – и не возненавидели его за это. С него сняли бремя, о тяжести которого он уже почти успел забыть.
17
Беспробудно
То был идеальный английский день. Небо было цвета веджвудского фарфора – голубое и гладкое. Теплый, сладковатый воздух веял ароматом возможностей. Джулиан, стоя на парадном крыльце Института, пытался не дать своему самому младшему брату его придушить.
– Не уходи! – выл Тавви. – Ты уже уходил! Ты не можешь опять уйти!
Эвелин Хайсмит презрительно хмыкнула.
– В мое время детей было только видно, но и не слышно, и они уж точно не жаловались.
Она стояла в дверях, чопорно сложив руки на набалдашнике трости. Чтобы проводить их на вокзал, Эвелин облачилась в потрясающий наряд: в числе прочего, в нем были задействованы амазонка и, кажется, даже бриджи для верховой езды. На шляпе Эвелин красовалась птичка – хотя, к разочарованию Тая, совершенно мертвая.
