Сказала – и тут же замолчала, опять закрыв рот платком, откинувшись назад и вытаращив на полицейских испуганные глаза.
– Вот что, Александра! – Дубков поднялся. – Сейчас иди, поспи, я Антипу Каллистратычу скажу, чтобы он тебя не беспокоил, а как проснешься – про разговор наш забудь. И тем более Огурцу про него не говори, потому что, если это и вправду лишаки, они тебя в живых не оставят за твой язык. Поняла?
– П-п-поняла. – Голос у Сашки дрожал и был совершенно трезвым. – Только и вы им про меня не говорите!
– Не скажем, будь на этот счет покойна. Сколько их человек?
– С моим – пятеро.
– А где живут?
– Где живут, не знаю, знаю тока, что фатеру им жид один сдает, там же, у заставы.
– А когда они в портерной бывают?
– Да кажный вечер сидят.
После того, как в деле появились реальные подозреваемые, Шереметевский лично возглавил дознание.
Он собрал надзирателей и агентов и заставил Кунцевича подробно рассказать им о проведенном розыске.
– Ну-с, господа, что будем делать? – спросил начальник, внимательно глядя на подчиненных. – Пять оторвиголов, среди них – беглые каторжники, которым терять нечего. Если попытаемся взять их силой – целый бой будет. А мне бы никого из вас терять не хотелось, привык я к вам, к чертям, хоть вы все и сволочи. Ну, а раз силой взять нельзя, значит, надо взять хитростью. Давайте думать, господа!
– Надобно конных жандармов вызвать! – предложил один из агентов, новичок, поступивший на место пару месяцев назад.
Присутствующие заулыбались.
– Это как же они на лошадях в портерную попадут? – усмехнулся и начальник. – Чай у них не пони…
Все заржали. Проявивший инициативу агент сконфузился и опустил голову.
– Разрешите, ваше высокородие? – подал голос Кунцевич.
– Говорите.
– Мне очень понравился метод господина Дубкова, при помощи которого он сегодня получил сведения о местонахождении банды. Надобно их споить, а потом и забрать.
– Поясните?
Через полчаса активного обсуждения предложенного Мечиславом Николаевичем плана начальник спросил у собравшихся:
– Охотники
[25] есть?
Поучаствовать в операции рвались все. Шереметевский отобрал троих самых сильных и прибавил к ним инициатора вылазки.
Оконфузившийся в начале совещания агент поднял, как в школе, руку:
– Меня, меня возьмите!
Леонид Алексеевич с сомнением оглядел его щуплую фигуру:
– Вас?
– Вы не смотрите на мою субтильность. Я состою в секции английского бокса при атлетическом обществе, и господин тренер меня очень хвалит.
– Тренер? Вами занимается тренер? Вот отчего вы все про лошадок вспоминали!
Все опять заржали. Бедный юноша чуть не плакал
[26].
– Ну хорошо, хорошо, ступайте и вы, – поспешил успокоить его начальник. – Как фамилия?
– Левиков, ваше высокородие!
Вечером следующего дня в портерную господина Почечуева ввалилась полупьяная компания рабочих и заказала две дюжины пива.
Пролетарии сели за угловой столик и стали пировать.
У самого буфета расположилась другая компания, тоже состоявшая из пятерых мужчин. Обе группы изредка бросали друг на друга взгляды.
– Наши, – сказал Кунцевич, незаметно кивая на рыжего мужика, восседавшего по правую руку от огромных размеров детины с густой черной бородой. – А рядом с ним, похоже, лишачок.
– Чур, каторжный мой! – сказал Левиков.
Кунцевич пожал плечами – твой так твой, хочешь погеройствовать – ради Бога.
В это время надзиратель Абакумов, покрутив по сторонам головой, достал початую бутылку и налил водку в только что опустошенный стакан из-под пива
[27].
– Давай-ка и нам, Санек. – Надзиратели стали двигать к нему посуду.
От компании беглых отделился вертлявый молодой человек в нагольном полушубке и подошел к переодетым полицейским:
– Не угостите ли соседей, почтенные? – спросил он, крутя в руках железную вилку.
Абакумов посмотрел на него осоловевшими глазами:
– Угостить-то можно, у нас этого добра хватает. Только и вы нас угостите – купите закусок – яичек там, букербродов, а то буфетчик уже на нас волком смотрит.
– Об чем разговор, монеты есть! – заулыбался вертлявый, обнажив полупустой рот. – Мы бы и сами водки купили, кабы ею здесь торговали, а на улицу выползать неохота – вьюга поднялась.
– Вот что, – предложил Кунцевич, – давайте столы сдвинем да в одной компании сядем!
Предложение было принято. Когда новые приятели выпили по первой, бородач уставился на Кунцевича и спросил:
– А вы кто, робята?
– Мы с Лешкой, – Мечислав Николаевич кивнул на Левикова, – наборщиками в типографии, а остальные у Сан-Гали трудятся.
– У Сан-Гали? На Лиговке? А за каким вас сюда-то занесло?
– На кладбище были, приятеля помянули. Год сегодня, как схоронили. А вы откуда?
Бородатый усмехнулся:
– Мы тоже рабочие… Наливай, что ли!
Через полчаса все бандиты, за исключением чернобородого, были абсолютно пьяными. Хоть главарь от собутыльников и не отставал – знай только успевал опрокидывать в свой огромный рот очередной стакан, но при этом не пьянел совершенно.
Вертлявый, подперев рукой щеку и облокотившись на стол, затянул:
Ты воспой, воспой, жавороночек,
На крутой горе, на проталинке.
Ты утешь, утешь меня молодца,
Меня, молодца, во неволюшке.
В тюрьме каменной за треми дверьми…
Неожиданно для всех песню подхватил Левиков:
За треми дверьми за дубовыми,
За треми цепьми за железными…
– Молодец! – сказал вертлявый. – Ты где эту песню выучил?
– Так… Дружок петь любил, я и запомнил слова.
– Хороший у тебя друг!
Еще через полчаса водка кончилась.
– Господа! – Левиков поднялся. – Я предлагаю продолжить наш банкет у меня. У меня дома хранится четверть. Правда, я припас ее к именинам, но, – Левиков махнул рукой, – еще наживу. Гулять так гулять, господа!
