– Чиновник сыскной полиции Кунцевич, – представился Мечислав Николаевич. – Вы тут какими судьбами, ваше высокоблагородие?
– Мы пришли арестовать здешнего жильца, некоего Лисицына. Встретили вооруженное сопротивление, должны были ответить. А вы что тут делаете?
– Мы тоже пришли по его душу. Разыскиваем в связи с недавним разбойным нападением на кассира завода Нобеля.
– Ах, вот оно что. Теперь я понимаю причину агрессии этих господ. А то, право слово – недоумевал: мы Лисицына хотели забрать совсем по пустячному поводу.
– Удалось кого-нибудь задержать?
– Живым, к сожалению, никого. Трех бандитов мы уложили, среди них и Лисицын. Нескольким удалось бежать. Мои люди погнались за ними, но надежд на то, что эта погоня окончится успешно, я не питаю.
Кунцевич покосился на дом:
– Обыскивать кто будет?
– Ну, разумеется, станем искать сообща. Вы – то, что вас интересует, мы – то, что нас. А интересует нас различная противоправительственная литература-с. Прокламации, книжонки, ну и так далее. Если кто-нибудь из ваших людей нечто подобное обнаружит, дайте знать, будьте любезны.
– Слушаюсь. Скажите, а имя Трофим Чуйков вам по службе незнакомо?
– Чуйков? Трофим? Нет, не припомню. Впрочем, могу и соврать – всех их не упомнишь – сейчас нигилистов-социалистов всяких развелось, как собак нерезаных. Вы направьте нам официальный запрос, я лично посмотрю.
Приступили к обыску. Дом, состоявший из сеней и двух комнат, осмотрели за час – богатством обстановки он не отличался. Вдоль стен одной из комнат протянулись простые деревянные нары, на которых лежали набитые соломой тюфяки, смятые одеяла и подушки. Кунцевич насчитал шесть спальных мест. В другой комнате, служившей кухней, помещалась хозяйка – мать Ильи Лисицына. Сейчас убитая горем женщина выла, зажавшись в угол.
Нашли три черных косоворотки и одну красную, тирольскую шляпу с пером, широкий пояс желтой кожи, несколько фуражек и шляп, совершенно новый мужской костюм. Окно, выходящее из кухни в соседний двор, было распахнуто настежь.
В карманах убитых нашли несколько мятых десятирублевых кредитных билетов, но никаких документов при них обнаружено не было.
В печке отыскали обгорелый лист плотной бумаги, явно вырванный из какой-то книги. На листе кто-то делил в столбик 48387 на 7. Кунцевич бережно спрятал лист в папку: «Интересно, а пятьдесят тысяч куда они дели? Остальные поровну, значит, поделили, по-братски. Троих покойничков мы имеем, стало быть, найти надо еще четверых. И пятого, которому основной куш достался. Проклятые охранники, все карты мне спутали! Ищи теперь их, свищи. И денег нет…»
Никакой противоправительственной литературы в доме найдено не было.
Мечислав Николаевич подошел к стоявшей около русской печки кадушке с водой, снял с вбитого в стенку гвоздя железную кружку, недоверчиво ее осмотрел, сполоснул, вылив воду прямо на пол, наполнил до краев, с наслаждением выпил и велел надзирателю Альбицкому писать протокол.
На другой день в прозекторской клиники баронета Вилле провели опознание. Увидев, что страшные налетчики мертвы, свидетели осмелели, уверенно признали в них разбойников и вспомнили много ранее начисто забытых деталей происшедшего. Но розыску это не помогло.
Не помог и ответ на запрос в Отделение по охранению общественной безопасности и порядка, который тоже пришел удивительно быстро – на третий день. В нем сообщалось, что никакими сведениями о Трофиме Чуйкове Отделение не располагает.
Чуйков как в воду канул.
Глава 4
Часов около двенадцати ночи 10 мая в дежурной комнате первого полицейского участка Петербургской части раздался звонок. Дежуривший околоточный надзиратель Малеванный поспешил к телефону.
– Полиция! – пробасил он в трубку.
– С вами говорит ротмистр Толмачев из охранного отделения.
– Слушаю, господин ротмистр!
– Его превосходительство господин градоначальник приказал немедленно прислать четырех городовых на угол Кронверкской и Большой Ружейной, да пусть поспешат, извозчиков возьмут!
– Слушаюсь!
Малеванный побежал к приставу. Через две минуты из участка выскочили четверо подчасков, остановили две извозчичьи пролетки и велели недовольным «ванькам» гнать что есть мочи.
Едва дрожки остановились у строящегося дома номер 11 по Кронверкской, к городовым подошел жандармский офицер в летнем белом кителе с погонами ротмистра. В руках ротмистр держал объемистый портфель. Городовые вытянулись в струнку и взяли под козырек.
– A где же надзиратель? – грозно спросил жандарм.
– Не могу знать, вашескородие, – отрапортовал старший городовой. – А только надзирателю явиться приказа не было.
– Как же не было? Я же лично приказ передавал! Болван ваш дежурный околоточный! Черт-те что, а не полиция… Эх, ждать уже недосуг, придется без него. Вы трое – садитесь в те дрожки, а мы с тобой поедем, – сказал ротмистр старшему.
Проехали буквально сто саженей и остановились у ничем не примечательного дома.
Толмачев выскочил из дрожек первым и стал объяснять сгрудившимся вокруг него городовым их задачу:
– Сейчас, братцы, мы с вами одну квартирку обыщем. Там живет некий Бухштаб. По нашим сведениям, он причастен к сбыту фальшивых денег. Револьверы у всех есть?
– Так точно! – нестройно ответили городовые.
– Приготовьте оружие, братцы, у этого Бухштаба тоже шпейер
[57] может быть. А вы здесь ждите! – приказал жандарм извозчикам.
Правоохранители направились к запертым воротам, и ротмистр решительно задергал звонок. Дворник явился неожиданно быстро и, увидев людей в форме, стал торопливо отпирать калитку.
– Давно здесь служишь, братец? – спросил у служителя совка и метлы Толмачев.
– Опосля Троицы четвертый год пойдет, вашескородие, – отвечая, дворник вытянулся во фрунт.
– Хорошо. Знаешь такого Бухштаба?
– Дохтора? Знаю-с.
– А не дает ли он тебе по праздникам денег?
– Как не дает? Дает! Дык это ж спокон веку так полагается, чтобы которые, значит, жильцы угощали дворников-то по праздникам. Да и он и без праздников дает, хороший барин.
– Хороший, говоришь? Ну-ну. А не случалось ли тебе замечать между деньгами, что дает доктор, фальшивых монет?
– Фальшивых? – дворник аж отпрянул. – Никак нет, вашескородие, не было такого!
– Не было, говоришь? Хорошо, мы это проверим! А сейчас пойдем вместе с нами, понятым будешь.
– А куда пойдем?
– К доктору, дубина!
