Естественно, что чинная игра в преферанс среди нескольких постоянных членов клуба большого дохода антрепренеру дать не могла. Поэтому в клубах играли во что хотели и все, кто хотел. Азарт разжигал аппетит, выигрыш требовал немедленно себя спрыснуть. А присутствие рядом со столом симпатичной и легкодоступной мадемуазель скрашивало горечь проигрыша. В результате таких нарушений закона все были довольны. Игроки тем, что прекрасно провели время, дамы и антрепренеры – барышом.
Вполне понятно, что такое попирание основ действующего законодательства не могло остаться без внимания полиции.
И вот, как-то вечером, к Мечиславу Николаевичу явился муж сестры его бывшей супруги – некто Ведерников.
Это был тридцатилетний мужчина, дорого, но безвкусно одетый, весь какой-то дерганый, с бегающими глазами.
– Доброго вечера, Мечислав Николаевич.
– Здравствуйте, Александр Алексеевич, какими судьбами?
– Не извольте гневаться, что без приглашения, дело у меня к вам наисрочнейшее.
– Да о чем вы, прошу – присаживайтесь, всегда рад увидеться с родственником, хоть и бывшим.
– Благодарю. Мечислав Николаевич, я надеюсь, что ваш развод с Александрой Павловной никак не повлияет на наши отношения…
– Не повлияет. У нас с вами как отношений не было, так и нет. Коньячку?
– Не откажусь. День трудным выдался, да и продрог я что-то.
Кунцевич достал из шкафа графин, собственноручно налил гостю рюмку:
– Извините, Александр Алексеевич, я вам нынче компанию не составлю. Вчера перебрал, смотреть на него не могу.
– Ничего страшного, коньяк можно пить и в одиночестве. Говорят, сам Царь-Миротворец этим грешил.
Сделав глоток, Ведерников зажмурился от удовольствия.
– Коньяк превосходный. Такого ни в одном магазине не сыщешь.
– Мне из Эриванской губернии присылают. Домашней выделки.
– Ух ты! А я думал из Парижу… Так я вот по какому к вам делу. Я тут в одном клубе подвизался, антрепренером. – Бывший родственник надолго замолчал.
– Ну и? – спросил Кунцевич, когда ему надоело ждать.
– Клуб, Мечислав Николаевич, дело доходное, но ээ-э… Все время на грани, знаете ли. Тебе кажется, что ты закон не нарушаешь, а придет пристав с ревизией и сто нарушений отыщет. А это штраф или, не дай Бог, закрытие. Вот и приходится ээээ… крутиться. Не успел я с приставом договориться – околоточный заходит. Я к приставу, а он в ответ – моим людям тоже жить нужно! Глядишь, после околоточного еще кто придет, а на всех средств не напасешься. Тут никаких доходов не хватит. Вот я и подумал: а не пойти ли мне к родственнику, к Мечислав Николаичу, думаю, он меня в обиде не оставит, защитит многогрешного.
– И много платите?
– Одному приставу двести рублей ежемесячно!
– А заведение ваше где располагается?
– А как раз на вашей землице – Сытнинская, двадцать третий нумер.
Полгода назад Ведерников сошелся с правлением «Санкт-Петербургского общества велосипедистов-любителей», которое было создано аж в 1884 году, но последние лет десять практически не функционировало. Согласно Уставу, одной из главных целей общества было «проводить время в семейном кругу», но параграф 24 этого же устава упоминал, что «в обществе дозволяются все игры, кроме азартных или таких, о воспрещении которых в общественных собраниях состоялось правительственное сообщение». Александр Алексеевич подписал с правлением договор, снял для «собраний» большое помещение, привел его в подобающий вид и принялся извлекать барыши.
Всякому зашедшему в клуб сразу бросалось в глаза, что его посетители, а особенно посетительницы, совершенно не похожи на представителей тихого семейного круга. Дозволенные игры тут абсолютно никого не интересовали, члены клуба и его гости с вечера и до утра резались исключительно в те, «о воспрещении которых в общественных собраниях состоялось правительственное сообщение».
– Надо же, – усмехнулся Кунцевич. – Даже знаете, какие улицы входят в мое отделение. Разведку проводили? Молодец. Ну что ж, я попробую вам помочь.
– А сколько мне это будет стоить?
– Не бойтесь, я вас не разорю.
– Хорошо, хорошо, главное – чтобы платить вам одному, а то всю полицию-то прокормить я не в силах.
На следующий день он встретился с приставом 2-го участка Петербургской части подполковником Ильиченко.
– Владимир Ильич, тут ко мне родственник бывший приходил. Просил о покровительстве. Он на нашей, – Мечислав Николаевич подчеркнул последнее слово, – землице велосипедный клуб антрепренирует.
Сказал – и замолчал.
Ильиченко тоже молчал, не открывал рта более минуты. Кунцевич без труда читал по лицу подполковника бродившие в его голове мысли. Тому, конечно, от верного источника дохода отказываться абсолютно не хотелось, но и ссориться с сыскным чиновником в планы пристава не входило. Кто его знает, какие последствия будут у этой ссоры? Вдруг именно на его участке резко увеличится количество квартирных краж или иных каких противоправных деяний? Вдруг все они останутся неоткрытыми? А за это и с места можно вылететь. И не возьмешь тогда не только с велосипедистов, но и вообще ни с кого. «Господь делиться велел», – наконец решил подполковник и сказал:
– Я прекрасно знаю заведение господина Ведерникова. Проверял его неоднократно и ничего предосудительного не нашел. Поэтому никаких новых проверок ни я, ни подчиненные мне чины полиции более не планируем.
– Еще чашечку не нальете? – попросил коллежский асессор. – Уж больно хорош у вас чаек!
Кунцевич молча взял чашку гостя и открыл самоварный кран.
Яременко с явным наслаждением сделал глоток и спросил:
– Вы меня простите, пожалуйста, Мечислав Николаевич, я погорячился. Устал я что-то за последние дни, дел навалилось, во! – коллежский асессор показал рукой выше головы. – Знаете, чем я в Отделении заведую?
– Нет.
– Агентурой-с. Внутренней агентурой… Никогда бы вам не сказал того, что сейчас скажу, если хотя бы капельку сомневался в том, что вы отыщете Чуйкова. Видите ли, он наш агент. Год назад мы склонили его к сотрудничеству и направили освещать одну молодую, но очень опасную революционную организацию. Нам казалось, что он честно служит и исправно рассказывает все, что нас интересовало, и, видимо, поначалу так оно и было. Но в последнее время он стал водить нас за нос. Он ни словечком не обмолвился о своей дружбе с Лисицыным, ничего, мошенник эдакий, не сообщил о нападении на кассира, и в результате мы имеем то, что имеем. Мы очень на него злы, Мечислав Николаевич. Сообщив нам о месте нахождения Трошки, вы нам очень поможете. А мы уж этой помощи не забудем. Когда надо – прикроем, когда надо – сведениями поделимся. К нам, знаете ли, очень много полезных для вас сведений попадает. Ну так что, могу я на вас надеяться? Или давать ход жалобе Ведерникова?
