Кульминация — несколько секунд тишины. Доктор Эшке с трудом сдержал улыбку. Мистер Мото прав, он продает не винтовки, не сказки про пришельцев с Венеры. Гордыня, конечно, смертный грех, но если не слишком часто, по чуть-чуть… Война кормит войну, лишние рейхсмарки карман не тянут. Но разве в них только дело?
Доктор Эшке оглядел притихший зал, поправил капюшон синей мантии, которую надевал перед каждой лекцией, без особой нужды поглядел в темный потолок. Все? Да, пожалуй, все. За кульминацией — развязка. Она может быть всякой, но чаще всего приходится отвечать на вопросы, причем одни и те же. Ответы доктор помнил наизусть, ночью разбудят, не спутает…
— Завтра мы узнаем много интересного, господин Эшке. И, прежде всего, лично о вас… Дамы! Господа! Прошу всех оставаться на своих местах и не делать резких движений!..
Полутемный зал, три силуэта возле открытых дверей, за ними — еще двое. Все в штатском, но полицию всегда узнаешь.
— А вы, господин Эшке, прекращайте ваш цирк!
Вольфанг Иоганн Эшке крепко обиделся.
Цирк, говорите?
Глава 2. Цирк доктора Эшке
Фрауэнфельд. — Каучуковый шарик. — «Среди туманных гор, среди холодных скал…» — «Титаниквальс». — Вечерняя Звезда и Блистающий Славой. — Крючья и веревка. — Письмо Снежной Королевы. — Герда.
1
Сигарета никак не хотела загораться. Потом все-таки зажглась, задымила — и лопнула прямо возле указательного пальца.
— Arschgefickter Weihnachtsmann!
[36] — рассудил горный стрелок Хинтерштойсер.
В штаб батальона Андреас забежал после ужина. Уго Нойнерн уже поджидал — отвел в сторону и объяснил, что делать, предварительно уточнив сумму, полагавшуюся ему за хлопоты. Сошлись на сорока марках, и Хинтерштойсер мысленно похвалил собственную бережливость. «Десятка» в прибытке, совсем неплохо!
Писарский план был прост. Вечером, после отбоя, вражина-оберфельдфебель отбудет из части по семейным делам и вернется лишь на следующий день к вечеру. Замещать его станет тоже фельдфебель, но обычный, без «обера». Этот ничего не разрешит, но и запрещать не будет, а отправит по начальству — прямиком в батальонный штаб. Все прочее Нойнерн брал на себя — и разрешение на отпуск в связи с женитьбой, и нужные числа на бланке. Не три дня, как обычно, а целая неделя!
Писаря — люди незаменимые, никто их не любит, но все им должны.
Хинтерштойсер план полностью одобрил, хотя и знал, что недели не хватит. Все равно спохватятся и начнут искать. Но не сразу, а это уже неплохо.
Ударили по рукам. Андреас, считай, от чистого сердца воздал хвалу писарской мудрости. Нойнерн, слегка возгордившись, заявил, что отпуск — дело нужное, однако простое, на месяц ареста. А вот за кое-какие сведения — прямиком из штаба дивизии — легко и под трибунал угодить. Хинтерштойсер, конечно, свой в доску, ему знать положено. Но — только ему!
Андреас поклялся всем, чем можно и нельзя, выслушал…
…Скушали, называется, салатик!
Судеты отменялись. Заявления на отпуск было велено отложить в отдельную папку и запечатать, полк же готовить к выступлению в совсем ином направлении. Причем немедленно, даже до получения официального приказа.
Фрауэнфельд…
Писарь не был силен в географии, но рассудил здраво. Австрия, южный сосед! Недаром ее поминают в каждом номере «Фолькише беобахтер». Причем если раньше писали на третьей полосе, то в последние дни — исключительно на первой. Через неделю с небольшим — плебисцит по поводу «аншлюса», долгожданного объединения с Фатерландом, значит, пришло время выдвигать войска, пока австрияки (знаем мы их!) не раздумали. Гор там хватает, посему стрелкам самое место в первом эшелоне.
Хинтерштойсер спорить не стал, однако в отличие от мудрого писаря географию знал неплохо.
…Эйгер — горная вершина в Бернских Альпах, высота 3970 метров над уровнем моря, находится на территории кантона Берн, Швейцарская Конфедерация. Фрауэнфельд — столица кантона Тургау, что на северо-востоке все той же Швейцарской Конфедерации. От немецкой границы — всего ничего: до Меррисхаузена «железкой», затем до Шаффхаузена, а дальше — по шоссе, не промахнешься. В Тургау гор, считай, и нет, а вот южнее… Вперед, горные стрелки!
И что же выходит? Они с Курцем убегают, а за ними вдогон — целый полк? Или даже не полк? Слух-то из штаба дивизии приполз!
Хинтерштойсер достал новую сигарету, помял между пальцев.
Лопнула…
— Verdammte Scheisse!
Рассудил: надо обязательно рассказать Курцу. Дьявол с ней, с клятвой!..
…Рассказать? А кому от этого легче станет?
2
Свет в зале доктор Эшке включил сам. Гости все-таки, да и распределительный щит как раз за спиной.
Да будет!..
Сгинул полумрак, выжженный желтым огнем. Ничего не прячем, все на виду!
…Зал, полный народа (кто сидит, кто уже встать успел), кафедра, рядом с нею — стол, на нем — алоскоп, серый корпус, витой провод. Рядом — графин при стакане. Дальше — стулья, за ними стена.
Экран — белое полотно, огнетушитель, распределительный щит. Левее — четырехугольный репродуктор тяжелой темной жести. Нужен зачем? «Сила через радость» молодежь уму-разуму учит, чтобы по жизни верной дорогой шла. Как в таком деле без репродуктора? «Внимание! Внимание! Воздушная тревога!..»
Левее, ближе к окну — еще одна дверь. За ней — комнатушка, где гости верхнюю одежду оставляют. Не спрятаться и не убежать, разве что сквозь стену.
Лектор — синяя мантия, капюшон до самого носа. Правая рука под пологом, в том самом кармане, что оттопырен с излишком.
Гости.
Впереди толстяк в дорогом черном костюме, чуть дальше, у двери и за дверью — остальные, плотью пожиже, костюмами поплоше.
Доктор Эшке поправил капюшон, дернул стеклышками очков.
— Прошу в наш цирк, майне геррен!
Толстяк скривил физиономию, но приглашению внял, сделав шаг вперед. Огляделся, поднял руку, блеснув камнем в дорогом тяжелом перстне.
— Дамы и господа! Из зала выходить по одному, не толпиться, сопротивления не оказывать, приготовить документы для проверки!..
Переждал шум, ухмыльнулся и только потом поглядел назад.
— Фокус! — кивнул ему доктор Эшке. — Следите за руками!..
Толстяк хотел было высказаться, но только и успел, что рот открыть. Так и замер, отвесив челюсть.
— Ай! — выговорила дама в третьем ряду.
На докторской ладони — черный, как ад, шар. Небольшой, с мяч для тенниса. Увесистый. По ровной поверхности — трещинки-паутинки.
