— Кикерики!.. — подал голос Петух. Лев промолчал, но повернул голову к недвижному Царю-Кроносу. Пора! Тот понял и неторопливо, с достоинством, перевернул песочные часы. Проснулся скучавший чуть в сторонке Рыцарь, взмахнул тяжелым молотом…
— Бом-м-м!
Герда вынула палец изо рта. Нахмурилась, достала платочек и тщательно вытерла.
— Бом-м-м! Бом-м-м!..
Марек попытался незаметно подойти сзади, но не преуспел.
— Ты уже здесь, Кай? Надо будет через час с другой стороны понаблюдать, — девочка дернула подбородком в сторону башни. — Это больше для детишек. А там — астрономические часы, настоящие. Только Земля не вокруг Солнца обращается, а совсем наоборот. Они здесь про Коперника еще не знают.
— Бом-м-м! Бом-м-м!.. Бом-м-м!..
Кончик платка кокетливо выглядывал из кармана платьица. Мужчина сделал серьезное лицо.
— Медведи, что с них возьмешь?
— Бом-м-м!
Вероника появилась с последним ударом часов, как раз перед тем, как Петух выдал свое финальное «Кикерики!», прощаясь с публикой до следующего часа.
— Вот и я! Не опоздала?
Учительница из Тюрингии была при полном параде: шляпа, бабушкина юбка, безразмерная сумка в руке.
— Ой, здесь все так интересно, так красиво! Целый день бы гуляла.
И, без перерыва, понизив голос:
— Отойдем!
Народ уже расходился, поэтому свободное место нашлось сразу — на тротуаре, у высокого старинного фонаря. Девушка поставила сумку на истоптанные серые плиты, быстро оглянулась.
— Марек! Сейчас я исчезну. И вы исчезайте, немедленно. К машине не возвращайтесь, там могут уже ждать.
Поглядела на девочку, покачала головой.
— Предложила бы забрать Гертруду с собой, но — понимаю…
Герда взяла мужчину за руку, крепко сжала пальцы. Марек кивнул:
— И все понимают. Странно, что нас выпустили из Германии.
Соломенная шляпа нетерпеливо качнулась:
— Ничего странного. Там — немецкая полиция. Пришлось бы объясняться, составлять протокол, докладывать по инстанциям, а потом делиться добычей. Здесь они уже не церемонятся. А может, и ваш знакомый из «стапо» поспособствовал, не знаю… Пока ищут только меня, но это ненадолго. Уходим?
Марек Шадов полез свободной рукой в карман пиджака, достал сложенный вдвое бланк телеграммы.
— Жена приедет сюда, в «Des Alpes». Если нас там не будет, ее могут встретить другие.
Ногти Герды до боли впились в кожу.
— Извини… папа.
Отпустила руку, взглянула виновато. Мужчина прикоснулся рукой к светлым волосам.
— Пустяки, я даже не почувствовал… Уходите вы, Вероника. Исчезайте!
Яркие губы дрогнули:
— Придется. У меня приказ. Если можно… Гертруда…
Девочка насупилась, хотела что-то сказать, но промолчала. Отошла подальше, отвернулась.
— Она решила, что мы будем целоваться, — неизвестно зачем сказал Марек Шадов.
Синеглазая девушка попыталась улыбнуться:
— Не будем. Иначе я никуда не исчезну.
Взяла за руки:
— Спасибо за все! На всякий случай… Первая эскадрилья «Врил», пилот-испытатель Вероника Оршич. Я спрашивала про Марию — это моя мама.
Отступила на шаг, провела ладонью по лицу…
* * *
К ним подошли возле самой машины — трое, одинаковые, словно оловянные солдатики в штатском. Не очень и скрываясь: сначала выбрались из своего автомобиля, такого же черного, как их шляпы и костюмы, громко хлопнули дверцами, а потом без особой спешки направились к «Антилопе». Тихая улица в двух кварталах от Часовой башни больше походила на горное ущелье, здания, хоть и не слишком высокие, стояли плотно, впритык. Въезд-выезд только один, улицу-ущелье запирал огромный дом, горный пик с изысканным флюгером на крыше. Марек поставил «Антилопу Канну» в тупике, к самому тротуару. Черное авто затормозило чуть ближе к въезду, пытаясь перекрыть улицу.
Марек Шадов легко толкнул девочку в плечо:
— Назад! Близко не подходи.
…Он — у передней дверцы, двое одинаковых — в двух шагах, пиджаки расстегнуты, шляпы натянуты на нос. Тот, что слева, жует, тщательно двигая массивной челюстью. Третий чуть дальше, как раз между двумя авто.
Гости переглянулись, тот, который жевал, чуть помедлив, лениво сплюнул на брусчатку.
— Где эта женщина, Шадов? Где Вероника Оршич?
Второй плевать не стал, подбодрил взглядом:
— Говори, говори, Шадов, пока кости целы. И у тебя, и у твоей шмакодявки.
Марек ничуть не удивился. Берн — совсем не Шанхай, но разбираются везде сходно. Парней прислали правильных, при мускулах и реакции. Стоят хоть и расслаблено с виду, но каждое движение ловят. Еще и третий на подхвате, переступает с ноги на ногу.
Убежать не получится, напугать тоже… Что остается?
Он поглядел на жевуна, сначала на носки ботинок, после на пряжку брючного ремня. Лицом побрезговал.
— А перед Козлом ответить не боитесь? Вам что, жетончик давно в ноздрю не совали? Бронзовый, овальный — и на цепочке. Аверс — орел с крылышками, реверс — буковки с циферками…
Именно такой показал ему брат. Номер, правда, прикрыл большим пальцем.
— …Буквы в два ряда, а цифр ровно четыре. Ну?
Гости не испугались, а если и удивились, то не слишком. Но — покосились друга на друга, на какой-то миг отведя взгляд. Миг — это совсем недолго, однако вполне достаточно, чтобы превратить мир в прозрачный кристалл-многогранник. Иге, ля гё, сэн…
Иге — тыльной стороной ладони в глаз, резко, что есть силы. Левого!
Ля гё — шаг вправо и немного назад. Носком туфли — в колено, не в чашечку, сбоку. Правого!
Сэн… Как получится. Третьего!
Маленький злой шарик в самом центре мира-кристалла еле заметно дрогнул…
Иге! Ля гё!..
Третий сплоховал — купился на самое простое. Когда Марек на бегу сунул руку под пиджак, слева, где положено носить «скрытую» кобуру, оловянный солдатик в черном потерял лишнюю секунду, соображая, и лишь потом повернулся и кинулся наутек. Этого хватило, чтобы, зайдя справа, перехватить руку у плеча и локтя — точь-в-точь как на тренировках у английского боцмана. Дальше — совсем просто, хоть глаза закрывай: шаг правой поближе к чужой ноге, самому присесть на левую, правую — слегка вперед. И — рывком, изо всех сил, потянуть тяжелое, словно бревно, тело влево и вниз…
Бросок! Отскочить назад! Сэн!..
Всё? Всё! Первый стоит, обе руки прижаты к лицу, второй приклеился боком к пыльной брусчатке, пальцы вцепились в колено. Этому еще лежать и лежать. Третий… Встанет, но не сразу. Не слишком удачно приземлился.
