— Типа-а-аж!
Прозвучало над самым ухом, но Андреас даже головы не повернул. Хотя и шаги услышал, и голос узнал сразу.
— Жаль, камеру не захватила. Хороший сюжет: швейцарские немцы прозябают в грязи и нищете под франко-еврейским игом. Станешь звездой экрана, Хинтерштойсер!
Молчать было неудобно, и Андреас без всякой охоты шевельнул губами:
— Добрый день, Хелена!
Подумал немного — и встал. Она была выше ростом и шире в плечах, она пахла дорогими духами, на ней была белая юбка тонкой шерсти, изящный пиджак нараспашку, приталенный, по последней моде. Немного французской косметики, гладкая ровная кожа и ослепительно белые зубы, острые, хоть стекло кусай.
Нос, как у ведьмы, крючком.
— «Гензель и Гретель», — сказал о ней Курц. — Старуха из сладкой избушки в гриме от «Universum Film AG».
— Тебя все ищут, Хинтерштойсер! — Длинный розовый ноготь коснулся его щеки. — Нашла я, но что теперь с тобой делать? Побрить, помыть, посадить за решетку и начать откармливать?
Она тоже читала братьев Гримм.
— Впрочем, за решетку тебя посадят и без моей помощи. Придется снимать другой сюжет — о двух дезертирах и их бесславной судьбе. Сейчас это объясняют твоему другу Тони.
Хинтерштойсер дернулся, ведьмин коготь глубоко вонзился в кожу.
— Пока еще объясняют, — крючковатый нос дрогнул. — Последний шанс, Хинтерштойсер! Ты никогда не отличался благоразумием, но на этот раз будь умницей!
Наклонилась, оскалила острые зубы…
Не укусила. Не поцеловала. Лизнула, словно он был из сахара.
* * *
— Тебя интересовали только горы и кино, Хелена! Что ты у них делаешь?
— Приехала в горы, чтобы снимать кино. Хинтерштойсер, не кажись наивным. Ты уже не тот наглый школьник, который подглядывал за мной у палатки. И… Я не хочу, чтобы этого наглого школьника отправили в Дахау. Слушай внимательно, Андреас! У них там серьезная накладка. Гитлер не просто приказал взять Норванд. Подняться на Стену должны были сразу три «двойки». Мы, понятно, первые, за нами австрийцы и итальянцы. Почему так, догадайся сам.
— А накладка в чем? Итальянцы отказались?
— Отказались. Сандри и Менти заявили, что их не устраивает метеопрогноз. Не тот ветер подул из Рима… Никого больше из «категории шесть» нет, весь план катится в тартарары. Начальство пьет бром и вводит в действие резерв. Догадался?
— Резерв — я и Тони? Хотят, чтобы мы пошли вместе с «эскадрильей»? Третьими?
— Меня интересовали только горы и кино. Тебя, Андреас, только горы. И еще некрасивая женщина на много-много лет старше. Хотела даже снять об этом фильм, но не решилась… Соглашайся, Хинтерштойсер, и уговори своего друга. По крайней мере, вернетесь домой живыми — и не в кандалах.
— И ты хочешь, чтобы я согласился, Хелена?
— Если бы я снимала фильм — никогда. Но жизнь — не кино, Андреас. Даже если вы взойдете на Стену первыми, об этом никто не узнает. Не удивляйся, они могут еще и не такое. Тебя не станут ломать, мальчик, просто раздавят.
— «Нас будет ждать драккар на рейде…»
— «…и янтарный пирс Валгаллы, светел и неколебим…» Все еще помнишь, Андреас? Там очень сложный размер.
— Ничего сложного. «Мы как тени — где-то между сном и явью, и строка наша чиста. Мы живем от надежды до надежды, как солдаты — от привала до креста…»
— Ничего не будет, Хинтерштойсер. Ни привала, ни даже креста.
— Не важно!
— Что же тогда важно?
— Северная стена!
* * *
Эйгер, старый Огр-великан, смотрел на человека в мятой куртке, маленького, жалкого и бессильного. Пропасти-глаза, скрытые в лабиринте скал, презрительно щурились. Людишки-букашки, возомнившие о себе безумцы, мечтающие одолеть Норванд, легкая пожива для верных слуг — Холода и Льда! Этот ничуть не лучше прочих. Не умнее, не храбрее, разве что еще безумнее.
Хочешь идти на Стену? Иди, я жду.
Человек услышал. Поднял голову, дернул упрямым подбородком.
Ударил взглядом-мечом.
Человек не видел камня, смотрел сквозь снег и лед. Перед ним был небесный чертог, зал с крышей из позолоченных щитов, подпертый жалами копий, и зеленое древо, упирающееся кроной в сияющий зенит. Драккар на рейде. Янтарный пирс.
Грозный Огр-великан, пожиратель скалолазов, исчез, став тем, чем и был изначально — неровной твердой поверхностью, годной лишь для того, чтобы взойти на нее, ступая по скалам-ступеням.
…По трещине — к Красному Зеркалу. Ласточкино Гнездо, Первое Ледовое поле, Второе. «Утюг», «Рампа», «Снежный Паук». Вершинный гребень.
Аллилуйя!
Глава 7. Танец «Апаш»
Ангар в горной долине. — И как ответить? — Не вербуйте меня. — Деньги или кровь. — Заброска. — «Jeh, prokachu!» — Мизансцена. — Бумажная Луна. — Капитан Астероид. — Апаш и змея. — Только нетронутый снег. — Герда не одобрит.
1
Мир-кристалл, прозрачный многоугольник, был совершенен, как никогда. Ясный, слегка мигающий свет, неправдоподобно четкие, словно вырезанные алмазом, грани… Черный мяч, маленький эфирный корабль из твердого каучука, следовал строго по расписанию… Девять, десять… двенадцать… четырнадцать!..
Посадка — резкий удар в протянутую ладонь.
— Восемнадцать! — сообщила Герда, высовывая нос из-за двери. — Я считала… Кай, а почему ты меня каждый раз в коридор выставляешь? Я дыхание могу затаить. И не моргать.
— Потому что я не Вильгельм Телль.
Марек Шадов спрятал шарик-корабль в карманный ангар, взглянул в окно, на острый белый силуэт Эйгера.
— Вроде распогодилось… Кстати, причесываться кто будет?
Девочка засопела и без всякой охоты шагнула к зеркалу.
— Ты прямо как Ингрид. Она мне только и рассказывает, какой должна быть настоящая фройляйн. Плечи налево, подбородок направо… А сама курит еще больше, чем я.
Про новую знакомую Герды мужчина был уже наслышан. И даже успел увидеть издалека.
— А ты от нее сбеги.
Расческа с легким стуком упала на столик. Девочка, поглядев в зеркало, пригладила волосы ладошкой.
— Нельзя, Кай. Ингрид сразу в троих влюбилась, разобраться никак не может. Будем решать вопрос… Кстати, я готова.
Перед тем, как закрыть балконную дверь, Марек вновь поглядел на недоступную горную вершину. Альпинизмом он никогда не увлекался, но оценить мог. Манит! «Буду ждать тебя на самом темечке Огра…» Кто бы возражал?
Сразу же после завтрака Лекс отправился по своим хлопотным делам, сообщив, что вечером непременно появится в баре. Марек простился с бывшим работодателем и с облегчением перевел дух. Рядом с не-мистером Мото начинало казаться, будто все вернулось: Шанхай, джонки с оружием в мокром трюме, ночные перестрелки, чужой нож возле горла… Нет-нет, жизнь прекрасна!
