Вскоре после описываемых событий в аэропорту Майами состоялась встреча Бобби Кеннеди и Уолтерса с представителем Бетанкура. Судья Роберт Андерсон запретил экстрадицию, если Маркос не выплатит залог в триста тысяч долларов по иску об установлении отцовства, а мой адвокат подал заявление в управление шерифа с требованием помешать его выдаче. И все же 17 августа 1963 года Маркоса в наручниках вывели из камеры, где он провел последние восемь месяцев, и в сопровождении конвоя из шести машин федеральных маршалов США и агентов полиции доставили в аэропорт Майами. Там уже пять дней находились в ожидании приказа Госдепартамента два экипажа, конвой, офицеры полиции, врач и медсестра.
Телеграмма из Вашингтона подтвердила, что Соединенные Штаты передают надзор над задержанным, и в 12:25, пройдя через коридор, состоявший из тридцати американских и венесуэльских агентов, Маркос Перес Хименес вошел в самолет, который доставит его в сопровождении двенадцати охранников обратно в Каракас. В аэропорту были только его дочь Марго, Моника и я. Марго упала на колени и рыдала. Меня приковали наручниками к рулю автомобиля после того, как я попыталась подбежать, чтобы обнять его и попрощаться.
Попавшие в немилость
Следующие дни прошли как в лихорадке. Меня снова приютил у себя Пулидо. Меня то и дело атаковали журналисты, я только и могла, что рыдать без остановки. Дело в том, что один из судей, рассматривавший дело Маркоса, погиб в результате взрыва на его личной яхте в Майами, и это меня испугало. Кто-то неосторожно обращался с взрывчаткой С-4, и липкий страх стал овладевать мной, когда я поняла, что совсем одна. Обратиться к кубинцам я не могла: они не желали иметь со мной ничего общего, так что мне не осталось ничего другого, как прибегнуть к помощи Алекса Рорка.
– Я впал в немилость у Фьорини, – признался он мне.
Это было последнее, что я услышала от моего дорогого Алекса. 24 сентября легкий самолет, на котором он вылетел из Форт-Лодердейл во Флориде, пропал где-то над Кубой. Во время пресс-конференции через неделю после его исчезновения Жаклин, жена Рорка, сообщила, что последний полет ее мужа финансировал Луис Сомоса, прежний президент Никарагуа и ярый антикоммунист. Алекс ей сказал, что направляется в Манагуа на переговоры с Сомосой по поводу открытия компании по экспорту и импорту. Он и Джеффри Салливан, пилот, с которым они несколькими днями ранее совершали полет над Кубой с целью нападения на нефтеочистительные заводы, представили во Флориде план полета до Панамы. Однако этот план они изменили во время заправки на острове Косумель в Мексике и в качестве пункта назначения обозначили Тегусигальпу в Гондурасе. Тела Алекса, Салливана и третьего пассажира, Энрике Молина Гарсия, так и не были найдены.
5
Даллас, ноябрь 1963 года
Одна, с маленьким ребенком на руках, без средств к существованию, без возможности уехать из Майами, я попыталась вернуть деньги, свои и Моники, подав прошение о восстановлении трастового фонда, который оставил нам Маркос. Меня несколько раз вызывали в суд, но дело заглохло, поскольку всю вину возложили на меня, ведь было нарушено условие конфиденциальности. Неважно, что это не я придумала предъявить иск об установлении отцовства в качестве меры, препятствующей высылке из страны, и не я произнесла перед судьей имя Маркоса так, чтобы его услышали журналисты. Правовым путем я уже ничего не могла добиться, и оставалось только напрямую поквитаться с Уолтерсом, этим подлым предателем. Я должна была защититься от того, кто пытался сбить меня и мою дочь, но помимо этого нужно было найти способ надавить на него, чтобы прекратить угрозы и вернуть деньги, которые, уверена, украл он. И я не знала ни одного человека, способного лучше помочь мне в этом, чем Фьорини, так что я была вынуждена снова обратиться к нему.
Я понимала, что кубинцы все еще помнят меня по тому случаю с таблетками Фиделя и не захотят иметь со мной дела, но также была уверена, что Фьорини сумеет приструнить их, чтобы они не создавали мне проблем. Он был моей единственной надеждой, и поначалу она оправдалась: когда я нашла его и объяснила свое положение, умоляя помочь мне, он позволил выполнять для него небольшие поручения, хоть и заставил сначала за ним побегать.
Вот так я снова оказалась частью старой команды. В нее входили Педро Диас Ланс, братья Игнасио и Гильермо Ново, Мануэль Артимэ… Бывало, присоединялись и другие солдаты удачи, а также «жертвователи» вроде Кардена, Марии Элис Файерстоун и кого-то, чье имя я не помню, но знаю, что он был наследником фирмы, производящей бритвенные принадлежности «Жилетт». Вращаясь в этих кругах, я удостоверилась, что после поражения в заливе Свиней в 1961 году их речи кардинально изменились, и ненависть, ранее обращенная против Фиделя, теперь была направлена на Джона Ф. Кеннеди. Возможно, из-за того, что они считали, что я тоже ненавижу семью президента за решающую роль, которую сыграл Бобби Кеннеди в экстрадиции Маркоса, никто не скрывал своих чувств. Повсюду сыпались исполненные злобы обвинения в том, что Кеннеди струсил и не оказал поддержки с воздуха, которую обещал, тем самым спровоцировав провал операции. Сомнений не было: они желали ему смерти.
Я удостоверилась, что после поражения в заливе Свиней в 1961 году их речи кардинально изменились, и ненависть, ранее обращенная против Фиделя, теперь была направлена на Джона Ф. Кеннеди.
Однажды я попала на совещание в доме Орландо Боша. Я пришла туда поговорить с Фрэнком об Уолтерсе, поэтому голова была занята мыслями о моем деле, и я не обращала особого внимания на то, что происходит, и не вникала в суть разговора. Помню только, что в тот сентябрьский или октябрьский день в доме находились дети Боша, и их выгнали из комнаты, где собралась группа. Задернули шторы, достали какие-то карты и разложили их на столе в гостиной. Потом чертили круги вокруг разных отмеченных на картах пунктов, и я увидела на них надпись – Даллас. Они что-то обсуждали, но я не прислушивалась, помогая жене Боша подавать кофе. Я только уловила, что речь идет об очередной поездке с целью контрабанды или воровства оружия, одной из многих, совершенных группой ранее. Однако я не очень поняла, зачем для этого нужно ехать в Техас, но вопросов не задавала. В те дни моя голова была полностью занята Уолтерсом. С одной стороны, я понимала, что лично для меня теперь все изменилось: с материнством появилось новое чувство ответственности, вынуждавшее меня держаться подальше от любых противозаконных действий. Но, с другой – мне отчаянно нужны были деньги.
Ли Харви Освальд
Собрание длилось около часа. Кроме Фрэнка и Боша, присутствовали один из братьев Ново и еще молодой человек, которого я несколько раз встречала раньше во Флориде, и на конспиративной квартире группы Фьорини на юго-западе Майами, и во время тренировок в Эверглейдс. Есть видеозаписи, на которых этот юноша и я появляемся рядом с Фьорини и с остальными членами группы, и групповая фотография участников «Операции 40», которую, среди прочих, сделал Алекс Рорк в тех болотах, перед тем как пропасть без вести. Я там, как всегда, единственная женщина.
Первый раз мы встретились с юношей, который теперь присутствовал на собрании в доме Боша, еще в Майами, на квартире, предназначенной для выполнения заданий вроде чистки оружия или подготовки листовок, которые затем разбрасывали с самолетов над Кубой. Когда он появился на пороге, я спросила у Фрэнка, кто это, и он ответил:
