К счастью, я лежала в больнице «Коламбус» в Мидтауне, которая в те дни располагала самым современным реанимационным оборудованием в городе. Из помещения, где я лежала, было слышно, как рыдает моя мать. Вместе с ней пришли некоторые из моих возлюбленных: Джей-Джей, Фрэнки Джио, Томми, Эдди… Я слышала, как они спорят, кто же из них отец, и мое сердце наполнилось нежностью. Я назвала сына Марк Эдвард – второе имя в честь Эдди, который потерял дочь, умершую от опухоли мозга. Он настаивал на том, что это его ребенок, потому что у него были такие же рыжие волосы, но я-то знала, что он от Луиса. Достаточно было посчитать, сколько месяцев провел мой любовник из кошер ностра в круизе за пределами страны.
В то время на получение свидетельства о рождении отводили три месяца, в этот срок я и должна была узаконить положение ребенка. Дядюшка Аль сумел устроить так, чтобы власти оплатили Луису билет в Мексику, так называемый «рейс освобождения» – путевку, оформленную в кратчайшие сроки, в соседнюю страну, где можно было развестись куда быстрее, чем в США. Я полетела туда вместе с Луисом, который все еще был женат. Мы добились расторжения брака, вернулись в Нью-Йорк и 28 февраля 1970 года провели гражданскую церемонию, на которой нас объявили мужем и женой. В свидетельстве о рождении я записала: «Марк Эдвард Юраситс». Очень быстро мы стали называть его «Пчелкой», потому что у него над колыбелькой висела подаренная мне карусель в виде пчел и к тому же первый звук, который издал малыш, был похож на пчелиное жужжание.
Несмотря на то, что я точно знала, кто отец моего ребенка, у меня разрывалось сердце от того, что это не Эдди. Поэтому я дала ему полную волю проявлять к малышу отеческие чувства. Когда Марку было всего три или четыре месяца, он принес его на встречу с другими мафиози и говорил всем: «Мой парень». Он тогда хотел убить Луиса, к которому питал ненависть и называл не иначе как «венгерским ублюдком», и даже выложил перед ним на стол пятьдесят тысяч долларов, чтобы тот исчез из моей жизни. Мой муж отказался.
Разные типы крыс
Итак, мы с Луисом были женаты и заботились о нашем малыше и о Монике, когда после прохождения подготовки Дядюшка Аль поручил нам задание: в доме № 250 по 87-й Восточной улице компания «Гленвуд Менеджмент» вот-вот должна была сдать здание, небоскреб с роскошными квартирами и бассейном на крыше, в котором ФБР стремилось получить возможность любого доступа к информации: там должны были поселиться семьи дипломатов из Советского Союза и стран, находящихся под его влиянием, вроде Болгарии или Албании, которая, к примеру, сняла весь 21-й этаж. До того как въедут жильцы, нужно было установить прослушку в квартирах, а мы с Луисом должны были следить за исправностью и получать все возможные сведения. Для этого мы переехали в прекрасную квартиру в этом здании и приступили к выполнению миссии, за что ФБР платило мне пятьсот долларов в неделю, а бывало, и больше, в зависимости от обстоятельств.
Однако я чуть было не провалила задание, и случилось это по вине крыс. Двух разновидностей крыс. В начале 1971 года мы только устроились на новом месте, когда однажды ночью «Пчелка», которому тогда было чуть больше года, вдруг раскричался. Внутри меня тут же ожили мои вечные страхи, что кто-то пытается похитить моих детей или причинить им вред, и я схватилась за пистолет. Подбежав к кроватке, я увидела, что у моего малыша рот в крови, и с ужасом поняла, что он уснул, не выпустив изо рта бутылочку, а крысы учуяли молоко, забрались в кроватку и покусали не только соску, но и губы моего сынишки. Первым делом я отвезла его в больницу «Метрополитен», и его госпитализировали с высокой температурой, вызванной укусом крысы. Серьезные последствия эта болезнь имела для желудка: у него и сегодня остались проблемы. Домой я вернулась в ярости, обвинила Луиса, выстрелила в вентиляционную шахту и сотню раз поклялась, что засужу застройщиков. Они так торопились закончить строительство и сдать квартиры, чтобы быстрее начать шпионить за жильцами, что не заделали как следует вентиляционные отверстия, через которые, в этом у меня нет никаких сомнений, и проникли крысы, напавшие на Марка.
Вскоре после этого со мной произошел еще один случай: я была в лифте, и дверь уже закрывалась, когда я увидела приближающегося мужчину, который втиснулся между створками в последний момент, совсем как показывают в кино.
– Ты что делаешь? Проблем захотела? – прошипел он, угрожающе нависая надо мной.
– Вы кто? – спросила я, уже сытая по горло такими происшествиями.
– Тебе не жить, если не перестанешь надоедать, – ответил он и нажал на кнопку последнего этажа, где находился не достроенный еще бассейн. Когда дверь открылась, тот хищный зверь, которого, я знаю, я всегда носила внутри себя и который позволил мне в болотах Флориды держать на расстоянии десятки мужчин, солдат, таких же, как этот, у которых на лице написана жестокость, а глаза горят дьявольским огнем, этот зверь вырвался на свободу. Я холодно сказала ему:
– И что же ты мне сделаешь? Отойди.
Он ответил мне классическим: «Да ты знаешь, с кем разговариваешь?» – но это меня также мало испугало, и я парировала:
– А ты знаешь, с кем говоришь? Хватит игр. Вниз.
Позже я узнала его имя и фамилию: это был Джузеппе Пино Фаджано, бандит, работавший на сицилийскую мафию в качестве рэкетира. Компания-застройщик нанимала его, чтобы избавиться от жильцов домов, находившихся раньше на этом месте, которые платили за аренду куда меньше нынешних, или чтобы поджигать эти дома и освобождать место для их небоскребов. Тогда в лифте я встретила его в первый, но не в последний раз. Пино станет очередным моим любовником.
Мусорная наука
Несмотря на инцидент с крысами и с Пино, миссия продолжалась. Одной из задач, выполнение которых входило в круг моих обязанностей, было, например, посещение комнаты на первом этаже, куда попадал весь мусор, с целью поиска там писем или документов, которые могли выбрасывать жильцы. Русские так почти никогда не делали, а вот албанцы были куда беспечнее. Я приносила этот мусор домой, где одна из ванных комнат превратилась во что-то вроде рабочего места шпиона: со звукоизоляцией, большим столом над унитазом, на котором стояла лампа, лежали маркеры и специальные клейкие ленты. Если я находила обрывки таких бумаг, приходилось собирать их как пазл, а потом, утром, передавать Дядюшке Алю. Он обычно приходил очень рано и, перед тем как забрать у меня документы или дать новое задание, помогал мне с «Пчелкой» и даже менял ему пеленки, пока я принимала душ.
Мне его описали как высокого типа с голубыми глазами, одетого в штатское. Когда я пришла туда и увидела его, первыми моими словами были:
– Я не хочу работать на тебя, давай лучше займемся любовью.
Я занималась шпионажем и за пределами здания. Мне было поручено записывать номера всех подъезжающих машин и отмечать тех, кто входил и выходил. У ФБР была квартира в здании через улицу, в комплексе Мэйфлауэр, откуда они фотографировали посетителей. Меня поражала их неосторожность. Я даже была вынуждена попросить Дядюшку Аля предупредить их, чтобы не курили сигары по ночам, когда выходят на дежурство и делают фотографии: несмотря на жалюзи, закрывавшие окна, агентов было отлично видно.
