Эпилог
Мне следовало бы быть счастливой
После этого последнего путешествия на Кубу я не жила, а выживала. Конечно, были и светлые моменты, как, например, поездка в Германию в 2000-м на премьеру фильма. Однако средства, полученные от этого проекта, очень быстро испарились. Моя попытка купить дом в Бруклине опять провалилась, так что пришлось на несколько лет уехать в Калифорнию к Монике и ее третьему мужу. После возвращения в 2004 году я обосновалась в Колледж-Пойнт в Квинсе и снова перенесла операцию на бедре. Благодаря Вилли я получила немного денег, когда он познакомил меня с одной женщиной – канадским продюсером, заинтересовавшейся возможностью приобрести права на съемку фильма. Однако это было больше десяти лет назад, и проект так и не был реализован. Единственным свидетельством моей жизни, дошедшим до экранов, не считая «Любимого Фиделя», стал весьма слабый фильм, снятый для телевидения в 1999 году, – «Моя маленькая убийца». Меня там играет Габриель Анвар, а Фиделя – Джо Мантенья.
С 2007 года я живу в Квинсе, в холодном полуподвале, который мне сдает Мари, венесуэлка, держащая у себя десяток собак и кошек. Я провожу дни, глотая таблетки и за просмотром телепередач; особенно мне нравятся исторические каналы. Время от времени я разговариваю по телефону с Джо-Джо или Валерией. Марк недавно переехал и живет один, но продолжает обо мне заботиться: отвозит к врачу, приносит лекарства и продукты. В прошлом году мы с ним смогли съездить в Германию на открытие выставки в мою честь, которую проводил музей, посвященный шпионажу. Эта поездка могла бы стать просто чудесной, если бы не ужасная ссора с Моникой, которая отправилась вместе с нами. После этого скандала мы с ней перестали общаться. Этот разрыв разбивает мне сердце, потому что после десятилетий недопонимания мы, казалось, сумели наладить хорошие отношения. Всего несколько месяцев назад она отзывалась обо мне с печальным пониманием, а не с обычной злобой, и даже сказала, что благодарна мне за то, что в этой жизни так мало вещей, способных ее испугать.
Я питаю надежды на проект мюзикла, основанного на книге Вилли, который задумали в Амстердаме. Сын ищет мне жилье в Германии, чтобы вытащить меня отсюда. Как бы то ни было, Мари сказала, что я должна освободить полуподвал. Я же всего лишь хочу выбраться из этой ледяной коробки, всего лишь хочу найти угол, куда смогу приткнуться.
Да, конечно, за мою жизнь случались времена, когда у меня были деньги, но я их промотала или неудачно вложила. Тем не менее я считаю, что заслуживаю пенсию за ту работу, которую выполняла для правительства Соединенных Штатов. Я имею в виду не только попытку убийства Фиделя, но и многие другие задания: я ловила преступников, помогала детям появиться на свет, спасала жизни и закрыла рот, когда наступило время молчать. Это все – проявления моей верности этой стране. То пренебрежение, которое я получила в ответ, приводит меня в еще большую ярость, когда я думаю о том, что половина тех типов, которые перевозили наркотики в Майами, получают по три с половиной тысячи долларов в месяц. Это несправедливо, но я знаю, что то, что происходит со мной, это пренебрежение, является частью плана мести: если ты решаешь отступить или нарушаешь в малейшей степени их нормы, они оставляют тебя без гроша.
Когда я вижу его по телевизору, такого старого, он кажется мне грустным. Хотя, если бы он увидел меня, думаю, сказал бы то же самое обо мне.
Сейчас я могу рассчитывать только на так называемые «продуктовые карточки», которые позволяют мне питаться, на государственные программы медицинского страхования для бедных и пожилых Medicaid и Medicare и на семьсот долларов от программы социального страхования, пятьсот из которых идут на оплату жилья. Это несправедливо и недостаточно.
У меня не осталось настоящих друзей или знакомых, к которым я могла бы обратиться. Большинство тех, кто мог бы мне помочь, – мои любовники или известные в мафиозных кругах лица – находятся на смертном одре или уже умерли. К тому же у них я бы никогда не попросила денег, они бы предложили сами. В любом случае, гордость не позволяет мне просить. Я лучше умру с голоду.
Не могу я положиться и на родственников. Конечно, у меня есть Марк, моя «Пчелка», но иногда мне кажется, что, кроме него, у меня никого нет. Я не хочу никого упрекать, потому что сама не очень-то поддерживала семейные связи: я всегда была бродягой и долго жила, не имея четкого направления жизни. Да и горечи по этому поводу я не испытываю: я не могу скучать по тому, чего не знаю, а я, мне кажется, не имею никакого представления о том, что такое семья. Мы никогда не собираемся вместе, не делаем то, что традиционно делают нормальные семьи, например, встречаются на День Благодарения. Каждый из нас живет своей жизнью.
Кики слишком рано ушел от нас, он умер от рака в 1992 году. Я люблю брата Джо, чудесного человека, который ни разу не попрекнул меня ничем. Он с нежностью говорит, что я просто такая, какая есть. Они с женой присылают мне подарки на Рождество и время от времени передают обувь и верхнюю одежду. У меня уже полные шкафы новых вещей, которые я не ношу, потому что мне некуда их надеть. Валерия тоже стала появляться гораздо чаще. Но если тебя кто-то обманул, то между вами что-то навсегда ломается. Где-то в голове постоянно будет звучать напоминание о том, что ему нельзя доверять.
Любовная карта у меня тоже не легла. Мне всегда нравилось окружать себя красивыми мужчинами, и я любила всех своих любовников, но все, что у меня осталось, – это воспоминания. С Фиделем у нас была страсть, которую можно пережить только в девятнадцать лет, что-то вроде животного влечения. Я была совсем девчонкой и влюбилась в него, в его харизму, в его величие. Я сошла с ума от его глаз, от его ласк… Но с ним я ощущала себя словно Давид рядом с Голиафом. Он был таким ярким и харизматичным, что это пугало, лишало уверенности. Это было похоже на ощущение, что ты находишься где-то глубоко внизу, а он на самом верху, и до него никак невозможно дотянуться. Когда я вижу его по телевизору, такого старого, он кажется мне грустным. Хотя, если бы он увидел меня, думаю, сказал бы то же самое обо мне.
Маркоса я узнала немного лучше и тоже полюбила. Я любила Эдди и, хоть и по-другому, Луиса. Он был хорошим человеком и замечательным отцом для Марка. Но самую большую боль мне причиняют воспоминания о Фрэнке Смите, из-за физической зависимости и из-за того удара, который он мне нанес, когда уехал во Флориду и бросил меня. Я каждый раз заново переживаю этот удар, когда думаю о нем. Я никому из них не причинила вреда сознательно, но должна признать, что это мои ошибки привели к тому, что они все исчезли из моей жизни без следа. Единственное, что могу сказать, – это то, что в то время я была глупой и непокорной, дерзкой. А теперь мне приходится делить постель с собакой.
Оглядываясь назад, я ясно понимаю, что секс был моим оружием. Многие желали заполучить меня, и иногда я позволяла им это, но я заставляла их попотеть, чтобы что-то получить. Мне пришлось стать сильной самостоятельно. Как только начала работать с Фьорини, я поняла, что вхожу в мужской мир. Тогда не было оперативников-женщин. Только время от времени нанимали кого-нибудь для выполнения конкретной миссии, чтобы она устроилась секретаршей и выкрала какую-нибудь информацию или шпионила. Я так и не встретила среди них ту, что стала бы мне подругой. Потом, когда я уже связалась с мафией, с моими подругами из этого круга я не могла обсуждать работу, с ними я должна была ограничиваться разговорами о мужчинах, о тряпках…
