— Сестра действительно ослепла, с чего она вдруг решила, что вы — хороший человек?
— Мы можем вернуться к основной теме?
— К основной теме? А какая тема у нас основная? Ты, твою мать, прикинулся, что влюблен в мою сестру, соблазнил и заставил ее все тебе рассказать о себе, чтобы она попала в твои сети. Ты играл с ее чувствами, коварный, подлый подонок, вот это и есть основная тема!
— Нет! — заявил Вэй Цзюньхун. — У меня искренние чувства к твоей сестре, даже сейчас!
— Даже, даже! Сестра наверняка уже знает, что меня арестовали, твою мать, даже, даже!
— Она не может знать, что вас арестовали.
— Ты что, не видишь, что ты ей отправил?
— В сообщении ничего такого нет.
— Ничего такого? А ты послушай: «Сестра, не волнуйся. Что касается Линь Вэйвэня, если вдруг что, я возьму все на себя. Я буду твердить, что сделал все сам». Сам подумай, все нормально?
Вэй Цзюньхун подумал и недоуменно ответил:
— Мне все равно кажется, что все в порядке.
— И как я умудрился угодить в руки таких идиотов-полицейских? Разве брат может отправить такое сообщение сестре? У меня коэффициент умственного развития — сто шестьдесят, мог ли я отправить такое? «Если вдруг что, я возьму все на себя». Сам посуди, если с братом вдруг что-то случится, разве сестра сможет дать ему взять все на себя? Ты вообще знаешь мою сестру? Когда она прочитала сообщение, разве могла она не понять, что со мной что-то случилось?
Вэй Цзюньхун по-прежнему не понимал и сидел как дурак.
— Сестра ответила на посланную тобой эсэмэску?
Вэй Цзюньхун покачал головой:
— Нет.
— Значит, она точно поняла, что это написал не я, знает, что ее обманули. И наверняка поняла, что меня арестовали, — внезапно он словно что-то осознал. — Дело плохо! — Лэй Бо вдруг рванулся со стула для допросов, к которому был прикован. — Вэй Цзюньхун! Скорее поезжай к моей сестре! Быстрее! Если ты ее все еще любишь, если любишь по-настоящему, быстрее найди ее, удержи ее, не дай ей совершить непоправимое!
Вэй Цзюньхун оцепенел, потом сорвался с места, закричал: «Начальник Хуан!» — и выскочил из комнаты для допросов.
По дороге в Налян Вэй Цзюньхун, взволнованный так, что казалось, его сердце объято огнем, отнял руль у Хуан Инъу, поменявшись с ним местами.
Полицейская машина влетела во двор начальной школы в Наляне.
Полицейский из отделения в Наляне развел руками и доложил прибывшим коллегам из уездного участка:
— Лун Мин нигде нет.
Ее машина все еще стояла во дворе школы, куда же она могла пойти?
Вэй Цзюньхун остановился, закрыл глаза, чтобы подумать. Внезапно его глаза распахнулись, он взглянул на гору за школой и бросился к ней изо всей мочи.
Хуан Инъу дал знак остальным полицейским следовать за Вэй Цзюньхуном.
На вершине горы Тяньдэншань стояла красиво одетая и тщательно накрашенная Лун Мин.
Она стояла, обратившись лицом на юго-запад, взгляд ее следовал за плывущими по небу розовыми облаками: он то уплывал вслед за дальними облаками, то возвращался к близким — словно нить от воздушного змея. И неважно, куда направлялись эти прекрасные облака, но плыли они все из ее родного края. Под ногами у нее разверзлась бездонная пропасть. Ее ноги утопали в зеленой траве, и когда налетали порывы ветра, казалось, что она стоит в воде, по которой идет рябь. Она, яркая и прекрасная, напоминала маяк на море. Вокруг нее порхали яркие бабочки, стрекозы и другие насекомые, как паруса лодок или косяки рыб. В этот необычный момент птицы на горе как будто получили приглашение от облаков или ветра и прилетели на вершину, они кружили в небе, словно собрались на встречу друзей. Одна самая смелая птица вдруг опустилась к Лун Мин и начала щебетать ей какую-то песню, подобно прекрасному певцу, поющему своему задушевному другу. Ее звонкий голос привлек спавших в пещере зверей — никогда не появляющуюся днем гималайскую циветту, а сейчас они появились большой толпой, вместе с родителями и даже бабушками-дедушками. Зачем они поднялись, пренебрегая опасностью, на эту вершину, где не было ни одного плодового дерева? Или они приняли ярко одетую Лун Мин за дерево, обильно усыпанное плодами? Да, видимо, так оно и было. Прекрасная девушка, стоявшая на ветру, притягивала их; она то хмурила брови, то улыбалась, вся она, словно цветы и фрукты, была желанна для птиц и зверей. Но, судя по всему, это была часть правды — звери и птицы собрались здесь, на вершине, еще и потому, что они хорошо знали Лун Мин. Гора Тяньдэншань за сотни и миллионы лет редко встречала таких прекрасных и необыкновенных женщин, которые бы так горячо любили ее и были ею так одержимы. Когда у этой женщины было время, какие-то заботы, счастливые моменты или невзгоды, она всегда поднималась сюда, и каждый раз обязательно на самый верх. За три года птицы и звери уже привыкли к Лун Мин и к ее запаху. Они стали ее задушевными друзьями, а она — другом для них. Однако сегодня птицы, животные, насекомые вели себя необычно, так же как были необычны действия и одежда их подруги. Прежде всего, она никогда не поднималась на гору в полдень, потому что в это время зимой было слишком холодно, а летом особенно жарко. Сейчас было лето, а в летний полдень даже привычным к жаре местным зверям было трудно подниматься в гору. Но сегодня и Лун Мин, и животные — все взобрались на самую вершину. Более того, Лун Мин никогда не одевалась так ярко, ее белое лицо было припудрено; и зачем подводить брови, напоминавшие листочки плакучей ивы, так, что теперь они походили на два острых меча? Ее и без того полные губы были густо накрашены, отчего казались еще полнее. Обычно она приходила сюда в легких и простых нарядах, а сегодня выглядела официально и торжественно, одетая в красочный золотой бархатный ципао
[84]. Для кого она так нарядилась?
Внезапно все звери и птицы рассыпались в разные стороны, словно торгующие на улице бедняки при виде патрульного.
Вэй Цзюньхун первым взобрался на вершину. Он так стремился поскорее попасть наверх, что теперь задыхался и обливался по́том, как мастер спорта, сделавший рывок на финишной прямой в погоне за титулом чемпиона. Он просто взлетел на вершину. Это был конец его пути, потому что он увидел цель — Лун Мин стояла на самой вершине, словно флаг.
Увидев ее там, Вэй Цзюньхун остановился, боясь приблизиться.
Флаг развевался на ветру, шаткий, готовый упасть в любую минуту.
Он то ли клялся, обращаясь к флагу, то ли просто уговаривал:
— Лун Мин, пожалуйста, не двигайся. Прошу, сделай шаг назад. Или обернись, посмотри на меня, хорошо? Это я, Вэй Цзюньхун. Мне уже двадцать семь лет, и за эти годы ты — единственная женщина, кроме матери, которую я полюбил. В этом я не обманывал тебя, правда не обманывал. Поверь мне, пожалуйста, поверь, Лун Мин! Умоляю, позволь подойти, приблизиться к тебе. Я подойду и не буду тебя обнимать, ты сама обнимешь меня. Обнимешь меня, и, хочешь, вместе сделаем шаг вперед или вместе отступим назад, я на все согласен! Хорошо?
