Но осознание простой истины неожиданно приводит ее в чувство. У нее ведь все еще есть кое-что, отличающее ее от немертвого поднятого трупа. Воля. Воля, которая заставит обуздать инстинкты, движущие ею сейчас. Воля, которая станет тверже камня. И банши собирает свою силу, как собирает волю в кулак, и останавливает ее распространение. Загоняет внутрь, еще глубже. А теперь запечатать вместе с желанием убивать. Смерть — это не всегда конец. Зачастую и начало. На месте засохшего мертвого дерева вырастут молодые побеги. Умершее животное дает шанс выжить другим существам. Гусеница перестает существовать, превращаясь в бабочку. Имаго — тоже своеобразная смерть. Без смерти не бывает жизни. Они продолжение и неотъемлемые части друг друга. Инь и ян, свет и тьма. Она все еще мертва, в ее мире по-прежнему нет красок, серая мгла. Будто деревянные, пальцы не чувствуют колкость травы и сырость земли, но все же появляется зыбкое состояние покоя и равновесия, когда чаши весов замирают, отражая друг друга. Равновесие.
Руки, ложащиеся на плечи, и тихий шепот: «Достаточно. Возвращайся».
Это сложно. Вернуться к жизни, будто воскреснуть. Совершить чудо. То самое, о котором говорил инквизитор. Из смерти в жизнь. Заставить сердце биться, а легкие с диафрагмой — сделать первый вдох. Кислород мгновенно наполняет и насыщает ткани. Жизнь — движение, и текущая по венам кровь — лучшее тому доказательство. Картинка перед глазами преображается, вновь наполняется красками, звуками природы. Живой природы.
Катя подняла голову, встречаясь взглядом с голубыми, как небо, глазами.
— Это снова ты? — с улыбкой спросил Максим.
— Вроде да. — Ведьма еще не до конца пришла в себя.
— Живая? — садясь позади нее, уточнил инквизитор.
— Не уверена… — Катя сейчас вообще ни в чем не была уверена.
— Проверим? — предложил молодой человек, и его руки медленно заскользили вниз, на секунду задержались на груди, потом приподняли футболку и легли на еще не до конца согревшуюся кожу.
— Не здесь же, — слабо возмутилась ведьма.
— Зато почувствуешь себя живой. — От тихих слов и горячего дыхания у шеи ей вмиг стало жарко.
И еще жарче от рук, которые теперь медленно, слишком медленно поднимались под футболкой наверх, опуская мягкие чашечки лифчика и касаясь груди. Катя не смогла сдержать стон, о том, чтобы сопротивляться, и речи не было.
Мужчина лег на траву, увлекая за собой женщину. Она легла на него спиной, наслаждаясь прикосновениями горячих рук. Одна его рука по-прежнему ласкала грудь, вторая расстегнула молнию на джинсах и оказалась под бельем. Сдержанность покинула ведьму вместе с остатками здравого смысла. Весь мир сузился до ласкающих ее рук, заставляющих выгибаться и кричать. А потом небо пошатнулось, задрожало вместе с ней, закружилось и упало, придавливая тяжестью. Последняя судорога удовольствия, и Катя обмякла на твердом, но таком удобном теле. Даже смерть не лишила ее воли, а этот человек лишил еще и разума. И кто тут кого приворожил? Эта мысль больно кольнула в сердце. Боль тоже заставляет чувствовать себя живым. Боль предупреждает человека об опасности, побуждая отдернуть от огня руку, чтобы не обжечься. Но сейчас ведьма не боялась сгореть на костре, в который невозможный и несносный инквизитор постоянно подкидывал дров. Самоуверенный мальчишка, считающий, что мир крутится вокруг него. Дерзкий, нахальный, не думающий о последствиях, действующий по обстоятельствам. Такой прекрасный в присущем юности желании жить на все сто, а то и двести процентов. Без оглядки. И Катя понимала, что если и способна чему-то завидовать, то именно такой безудержности и жизнелюбию. Он тоже совершает чудо, наверное даже не осознавая этого.
Какое-то время они лежали молча. Ведьма первая перевернулась лицом к инквизитору, легко и нежно поцеловала его в губы. Словами выразить чувства все равно не получилось бы.
— Возвращаемся? — спросила она.
— Возвращаемся.
Максим вытащил травинку из ее волос. Они поднялись синхронно, так же синхронно, не сговариваясь, взялись за руки, переплетая пальцы. Но даже такое единство не могло вытеснить мысль в голове женщины: «Это приворот…» Вряд ли ей удалось развеять наведенные чувства. Слишком уж просто, так не бывает, пусть и очень хочется.
Утро для инквизиции началось рано и бодро. Общая тревога плюс общий сбор. И новый ритуал. На этот раз с изюминкой. Кроме обескровленной жертвы, которая, как и предыдущие, находилась в пентаграмме, имелась еще одна жертва, но пока живая, трясущаяся от страха, пристегнутая наручниками к трупу. Вокруг пентаграммы располагались новые символы, которые накладывали паралич на любого, кто пытался приблизиться и помочь. После того как пятеро сердобольных упали замертво (как сначала подумали окружающие), очевидцы догадались вызвать инквизиторов.
Те приехали, быстро все оцепили, изучили и обезвредили. Живого забрали в ГУИ, мертвого отправили в морг.
Мартынов сидел мрачнее тучи в кабинете главного, нервно постукивая кончиком ручки по столу.
Вчера он раздал своим людям задания, ничего не документировалось вообще, все только устно. Сегодня выжившая жертва, мужчина тридцати пяти лет, как болванчик твердил одно и то же: «Не трогайте могилы!» Больше ничего добиться от пострадавшего не удалось. Транс, полное стирание памяти, проклятия — все и разом. А еще сильнейшее внушение, на каком-то глубинном уровне, инквизиторы не смогли с наскока снять, даже генерал Аверин не решился вмешиваться. Теплилась надежда, что пострадавшего можно вернуть в нормальное состояние без особых последствий. Грубое вмешательство превратит его в лучшем случае в душевнобольного, в худшем — в растение до конца жизни. Скорее всего, недолгой. Пришлось вколоть снотворное, чтобы выиграть время и что-то придумать. Родственников пострадавшего, как и жертвы, уже нашли, и теперь они скандалили в общественной приемной инквизиции. Но отпустить единственного свидетеля инквизиторы не могли. И все понимали, что, если придется пожертвовать одним человеком, дабы остановить это кровавое безумие, придется жертвовать. Ломать блок и вытаскивать из него все.
— Илья, я думаю, из всего этого можно уверенно сделать вывод, что утечка идет из твоего отдела. — Сергей Максимович, осунувшийся и постаревший, в очередной раз просматривал сегодняшние отчеты.
— Это невозможно. — Капитан отбросил ручку, сам понимая, как жалко и нелепо звучат его слова. — Я верю в своих людей. Мы работаем вместе не первый день. К тому же это ведь очевидно, каждый из них знал, что информация секретная. А значит, попросту подставился!
— Тогда как еще объяснить сегодняшний ритуал? — Голос главы инквизиции пополз вверх. — Весь кабинет проверили и перепроверили на предмет прослушки! Кто-то подставился, и, возможно, это первая серьезная ошибка, совершенная ведьмой и ее пособником, а то и подельником! Только теперь этой ошибкой нужно воспользоваться с умом.
— Будем выжимать все из пострадавшего? — ровно, стараясь скрыть свое отношение к вопросу, спросил Илья. Воевать с обычными гражданами инквизиторы не приучены и не обучены.
