Ответ Ватикана начинался с разъяснения сути самого дела. Уже сам выбор словесных оборотов не сулил семье Мортара и их сторонникам ничего хорошего: «Родители ребенка, которому была дарована исключительная Божья благодать, каковая, отрешив его от слепого иудейского упрямства, волею случая сделала его сыном церкви, составили петицию и подали иск к самому августейшему престолу его святейшества, дабы заполучить обратно своего сына, уже помещенного в лоно церкви». Далее в документе говорилось: «Более того, эти родители подают свою жалобу не так, как подобает скромным просителям, а с прямотой людей, уверенных в том, что по отношению к ним учинили произвол, и требуют справедливости, а именно — требуют, чтобы им возвратили то, чего, по их мнению, их лишили незаконно». Особенно же возмутительны, по словам автора «заметок», были попытки евреев «доказать, со ссылками на авторитеты и доводы, проистекающие из [канонического] права, что чета Мортара является жертвой совершенного против них преступления». Однако изучение трудов церковных авторитетов, на которые ссылаются составители петиции от имени Мортара, показало, что они отнюдь не подкрепляют подобный вывод.
Это правда, признавали авторы Brevi cenni, что церковь всегда возражала против крещения детей неверных вопреки желаниям их родителей. Однако и богословы, и церковное право давно уже признают, что из общего правила допустимы исключения, и одно из этих исключений как раз имело место в данном случае, ибо «позволительно крестить тех детей, которые находятся при смерти»
[208].
Если же касаться довода о том, что церковь противится крещению еврейских детей в отсутствие согласия, то жалоба Мортары основывается на недоразумении. Опасение, что крещеный еврейский ребенок, остающийся с родителями, будет подвергаться серьезной угрозе отступничества, действительно являлось аргументом против совершения подобных крещений. Однако следствие из этого аргумента в точности противоположно тому выводу, который делают евреи: ведь именно из-за этой опасности крещеных еврейских детей и нельзя оставлять с родителями-иудеями. Признавая, что требуется применять силу, чтобы забирать этих детей у родителей, церковь пыталась препятствовать подобным случаям крещения; но тем не менее, если обряд крещения уже совершен над ребенком неверных, то «церковь признает его действительным, вступает во власть над своим новым чадом и употребляет все средства, все старания для того, чтобы удалить его от родительского иноверия, дабы взрастить и воспитать его в благодати Господа нашего Иисуса Христа»
[209]. Далее в ватиканском документе говорилось: «По сути, канонисты и богословы полностью соглашаются с истиной, каковая гласит: ни в коем случае не следует возвращать крещеного ребенка родителям-нехристям». Если уж выбирать между властью родителей и властью Бога над ребенком, то, без сомнения, возобладать должна власть Бога, ибо не он ли — творец того естественного права, которым дотоле пользовались родители? «Обретенное церковью [право] распоряжаться судьбой крещеного ребенка относится к более высокому и благородному порядку», нежели родительское право
[210].
Поскольку крещеный ребенок не может впредь жить с родителями-иудеями, остается единственный вопрос: надлежащим ли образом был крещен Эдгардо? «Для того чтобы крещение стало действительным, не требуется более ничего, кроме того, чтобы обряд совершался согласно принятому порядку, в отношении подходящего субъекта, каковым может являться даже новорожденный младенец, а совершить обряд может всякий, лишь бы его намерения согласовывались с церковными намерениями». Более того, «родительское согласие никогда и не требовалось для признания действительным обряда, совершенного над детьми, не достигшими разумного возраста»
[211].
Прочие попытки семьи Мортара подвергнуть сомнению законность крещения Эдгардо также отметались как несостоятельные. Представление о том, будто для доказательства совершения действительного крещения необходим еще один свидетель, помимо самого крестителя, не находит никакой опоры в каноническом праве. «Богословы и канонисты единодушно сходятся на том, что даже женщина может быть единственной свидетельницей, если ее слова доказывают, что еврейский ребенок был крещен, особенно если тому грозила неминуемая смерть»
[212].
В этом документе наконец раскрывались обстоятельства, при которых известие о крещении впервые дошло до инквизитора. В июле Анна Моризи говорила своякам Мортары, что не рассказывала о том, что сделала, ни одному священнику и ни одной монахине. Она рассказывала, что сама оторопела, когда ее вызвали ко двору инквизитора. По ее словам, единственным человеком, кому она проговорилась, была ее приятельница, пожилая служанка по имени Реджина. Раз инквизитор обо всем узнал, значит, это Реджина ему донесла.
Согласно же Brevi cenni, новость дошла до сведения церкви стараниями другой женщины: «Среди официальных документов есть сделанное по всей форме заявление Марианны Байези, незамужней сорокалетней жительницы Болоньи, которая, побуждаемая к тому совестью, засвидетельствовала услышанное ею от нескольких женщин, имена коих она называет. Некая Реджина, семидесяти лет, посоветовала Анне Моризи, служанке, работавшей в еврейской семье Мортара, крестить мальчика из этой семьи, который был при смерти (и действительно потом умер)». На такой совет Анна «ответила, что не хочет снова это делать, так как в похожем случае [смертельной] опасности уже крестила другого сына супругов Мортара, а он потом не умер и все еще жив, ему теперь около семи лет». Коротко говоря, по-видимому, Анна доверилась Реджине, а та потом разболтала о крещении мальчика приятельницам и соседкам, одной из которых и была Марианна Байези
[213].
Получив такое донесение, болонский инквизитор сообщил обо всем Священной канцелярии инквизиции в Рим, а та потребовала провести расследование. Когда Анну Моризи вызвали для свидетельствования, она вначале принесла торжественную клятву, а затем обо всем рассказала, а именно заявила, что, разбрызгивая воду над головой Эдгардо, «ОНА НАМЕРЕВАЛАСЬ КРЕСТИТЬ ЕГО В СООТВЕТСТВИИ С ОБЫЧАЕМ ЦЕРКВИ, дабы вверить душу человеческую Богу, и что она сделала это из страха, что душа его погибнет». Тщательно изучив это свидетельство, церковные власти установили, что оно имеет «все отличительные признаки правды и не оставляет ни малейшего сомнения относительно подлинности и действительности крещения, совершенного женщиной»
[214].
