Но проблема никуда не девалась, и через несколько месяцев, в начале декабря, кардиналу пришлось выпустить еще одно церковное обращение, предупреждавшее паству о «пагубных и предосудительных средствах, которые пускаются в ход, дабы истребить вашу веру… и ввергнуть неосторожные и невежественные души в смертельную пропасть ереси […] С этой целью, — продолжал архиепископ, — печатают и продают вам за гроши безбожные книжонки, которые обрушивают ненависть и град насмешек на святую католическую церковь, глумятся над ее авторитетом и высмеивают ее учение». Свое новое обращение, как и предыдущее, Вьяле-Прела заключал выражением пылкой надежды, что верующие поступят с этими подлыми публикациями так, как они того заслуживают, то есть «бросят их в огонь, как некоторые из вас, без сомнения, уже сделали»
[272].
Битва продолжалась: с одной стороны — церковные воззвания и ритуальные санкции, с другой — народные демонстрации и нескончаемые атаки в прессе. В сентябре Энрико Боттригари изложил точку зрения патриотов на начатую кардиналом Вьяле-Прела борьбу против нового режима: «Наш архиепископ, как и следовало ожидать, по-прежнему враждебно настроен по отношению к новому порядку вещей и публикует разные „Извещения“, полные лжи. Он пытается внушить народу, что новые власти мешают совершению священных обрядов и благочестивых действий». Некоторые священники, сообщал Боттригари, уже начали сотрудничать с новыми правителями, но архиепископ быстро принял меры и отстранил их от церковных должностей
[273].
Борьба вокруг ритуала шла с двух сторон. Ритуал вовсе не являлся церковной монополией, он служил главным средством, при помощи которого новые правители строили свой режим, придавали себе атрибуты законности, приобщали народ к своей идеологии и приводили его в возбуждение
[274]. Источником самого жгучего унижения для уязвленного архиепископа Болонского был непрерывный поток просьб от узурпаторов, которые стремились привлечь священников к контрритуалам нового государства, беспардонно стремясь использовать церковь для легитимации нового режима.
Патриотично настроенной элите Болоньи необходимо было продемонстрировать остальному миру, что народ Романьи безоговорочно поддерживает новый режим и желает стать частью Сардинского королевства. Кроме того, перед элитой стояла непростая задача: объяснить неграмотному в большинстве своем населению, из чего складывается это новое государство, заставить людей ощутить себя частью этого целого, а еще убедить их в том, что его созданию нужно радоваться. Конечно, печатать газеты, которые поют дифирамбы новому государству и нападают на папу, — это очень хорошо, но лишь малая часть населения была способна их прочесть. К тому же одно дело — просто прочитать статью, в которой написано, что народ Болоньи радуется избранию нового правительства, и совсем другое — вместе с тысячами других сограждан принять участие в массовых обрядах, где выставляются на всеобщее обозрение священные символы нового порядка и поются новые священные песни. Второй способ гораздо лучше убеждает людей и сильнее воздействует на их чувства.
В первые дни после бегства кардинала-легата из Болоньи, когда старый режим уже рухнул, но еще никто не был уверен, что его не восстановят, общественные ритуалы удовлетворяли настоятельную потребность людей в порядке, позволяли обозначить посреди хаоса какую-то политическую реальность и заново подтверждали важность товарищеских уз в пору, чреватую потенциальным братоубийством. Главная задача новых правителей Болоньи заключалась в том, чтобы убедить народ отказаться от прежней лояльности церкви и Риму и ощутить себя подданными короля и единой Италии. Точно так же, как в свое время один за другим вожди Французской революции тратили много сил на изобретение общественных ритуалов, призванных установить и легитимизировать новый политический порядок в глазах взволнованных, но сбитых с толку масс, новоиспеченные болонские правители теперь придумывали все новые утомительные (но, как они надеялись, возвышающие) патриотические обряды
[275].
Когда недавно сформированная Ассамблея Романьи провела 1 сентября 1859 года свое первое заседание, делегаты единодушно одобрили две резолюции, в которых явственно слышались отголоски американской Декларации независимости. Депутаты постановили: «Мы, представители народа Романьи, собравшиеся на общей ассамблее и поклявшиеся перед Богом в праведности своих намерений, провозглашаем: 1) что народы Романьи… не хотят больше терпеть мирскую власть папского правительства; 2) что народы Романьи хотят присоединения к конституционному Сардинскому королевству под скипетром Виктора Эммануила II»
[276].
Ассамблея отправила к королю своих представителей, чтобы они лично ознакомили его с этими резолюциями. Их возвращение из Турина с дружественным посланием от Виктора Эммануила II было сочтено подходящим случаем для того, чтобы торжественным обрядом скрепить возникшую связь между народом Романьи и его будущим монархом. Болонский городской совет первым проявил инициативу и провозгласил этот день народным праздником, в который следует непременно вознести благодарность Всевышнему. Помня о важной исторической роли Сан-Петронио — монументальной церкви на Пьяцца Маджоре, где в 1530 году короновался Карл, становясь императором Священной Римской империи, — христианскую часть ритуала решили провести именно там. После того как в церкви пропоют Te Deum, состоится другая торжественная церемония: над главными воротами Палаццо Комунале поднимут славный герб Савойской династии. А затем, дабы ознаменовать символическое пресуществление, саму площадь Пьяцца Маджоре переименуют: теперь священный центр Болоньи примет новое имя — площадь Виктора Эммануила. И наконец, венчая празднество, к фасаду дворца прибьют мраморную доску с надписью, которая увековечит этот великий день для потомства.
Ритуалы, намеченные на тот октябрьский день, в целом прошли по плану. После того как пропели Te Deum, из просторного чрева Сан-Петронио выплеснулось огромное количество людей и смешалось с толпами, уже собравшимися на площади. Под ликование народа и под волнующую музыку патриотических оркестров подняли савойский герб, дала залп артиллерия, зазвонили церковные колокола. Однако чего-то недоставало. Архиепископ дал священникам Сан-Петронио строгое указание: не участвовать в событии. А поскольку немыслимо было бы проводить подобный обряд без участия духовенства, на церемонию специально пригласили местных полковых капелланов, которые не подчинялись власти архиепископа. Сам кардинал Вьяле-Прела нарочно уехал из города в день празднеств: он отслужил мессу в одном из сельских приходов своей епархии. Он был уже не очень здоровым человеком (и в самом деле, хоть он был еще не слишком стар, жить ему оставалось недолго) и во время богослужения, поднимая гостию перед таинством евхаристии, вдруг потерял сознание и рухнул на пол. Сопоставляя это происшествие с другими событиями того же дня, Боттригари немилосердно заметил: «Политические события вызывают у кардинала жестокое несварение!»
[277]
