Неправда, что это событие переполошило весь город, потому что, когда люди узнали, что мальчика Мортару забрали потому, что он оказался крещеным, разговоры об этом утихли. А если говорить о газетах, то были ведь и другие газеты — умеренные и полные здравомыслия. Они писали об этом деле, высказывая справедливые и разумные идеи, каких и требует рассмотрение религиозных вопросов.
Я сочувствую родителям Мортара, которые страдают от разлуки с сыном, но надеюсь, что молитвы невинной души убедят Господа воссоединить их всех в христианской вере.
А приказ де Доминичису забрать мальчика я давал письменно, именем вышестоящих властей, и велел ему показать этот приказ самим супругам Мортара, чтобы они не думали, что это делается по моему личному распоряжению.
Наконец, возразив, что болезнь Эдгардо все-таки могла угрожать его жизни (много ли надо, чтобы младенец вдруг скончался?), бывший инквизитор заключил: «Если же говорить о моем наказании, то я не только вверяю себя в руки Господа, но и готов утверждать, что любое правительство признало бы законность моих действий»
[318]. Но следователю все это уже надоело. Он передал запись допроса заключенному монаху и наверняка удивился тому, что отец Фелетти поставил под ним свою подпись.
На следующий день, 7 марта, Карбони передал свои предварительные заключения суду. Он обвинял отца Пьера Гаэтано Фелетти, арестованного 2 января, и подполковника де Доминичиса, бежавшего во владения Святейшего престола, в «насильственном разлучении мальчика Эдгардо Мортары с его еврейской семьей». Следователь стремился доказать, что приказ о захвате мальчика шел вразрез с законами, имевшими силу в то время, по двум причинам: во-первых, отец Фелетти не предъявил никаких явных доказательств того, что действовал от имени законно учрежденных властей Рима, точнее Священной канцелярии. Во-вторых, он в любом случае не предоставил никаких доказательств того, что должным образом проверил основательность заявления Анны Моризи о том, что она крестила мальчика, между тем как имелось множество указаний на то, что ее рассказ мог быть лживым
[319].
Оставалась лишь одна неуточненная подробность, и Карбони хотел ее прояснить. Отец Фелетти утверждал, будто в решении о поимке Эдгардо принимал участие лично папа римский, который откуда-то узнал, что мальчик рад расстаться с семьей и перейти в лоно церкви. Желая проиллюстрировать свои слова, монах сказал, будто папа пригласил Момоло и Марианну в Рим, чтобы они собственными глазами убедились в счастье сына, и обеспечил им бесплатный проезд. Карбони написал в контору дилижансов в Болонье, прося пролистать архивы своих записей и выяснить, обращались ли к ним когда-либо с такой просьбой. 17 марта пришел ответ. Управляющие проверили все записи за период с 1 июля по 31 декабря 1858 года. Никаких следов запроса из Рима об обеспечении бесплатного проезда для супругов Мортара не обнаружилось
[320].
20 марта узника посетил помощник Карбони:
Я отправился в политическую тюрьму и прошел в тайную камеру, которую занимал отец Гаэтано Фелетти. Я известил его о том, что против него открыт процесс… и поэтому он должен выбрать себе защитника. Он отказался это делать, заявив, что предоставляет защищать его лишь Господу и Пресвятой Деве, потому что они знают о его невиновности. Он продолжал настаивать на таком решении, и я сообщил ему, что в таком случае адвоката ему назначит суд.
Спустя шесть дней судья, которому предстояло вести процесс, назначил защитником монаха Франческо Юсси
[321].
Юсси был известной фигурой в юридических и общественных кругах Болоньи. За десять с лишним лет до этого он вдохновил на сочинение сатирического стихотворения одного поэта-любителя, который описал его так: «богач, гордец, невежа». Это сочинение читалось вслух, ко всеобщему веселью, в зале, где присутствовала вся городская элита — в том числе, конечно же, и сам Юсси
[322]. Назначая Юсси адвокатом бывшего инквизитора, судья сигнализировал о важности этого процесса и о том, что сам он желает выслушать энергичную защиту. И действительно, в скором времени опубликованный текст заключительной речи Юсси будет ходить по рукам сторонников церкви по всей Европе. Для гордеца Юсси это выступление в суде стало звездным часом.
Хотя в предыдущие шесть лет Юсси неоднократно принимал назначения суда, становясь защитником обвиняемых в уголовных преступлениях, сейчас у него впервые появился подзащитный, который отказывался с ним разговаривать. Чаще всего мужчинами, которых он защищал (женщин-подзащитных в его послужном списке не обнаружено), были неимущие крестьяне. Например, за несколько месяцев до того, как отец Фелетти приказал схватить Эдгардо, подзащитным Юсси был испольщик, убивший топором свою жену, находившуюся на восьмом месяце беременности
[323].
Юсси отвели мало времени на подготовку к суду над бывшим инквизитором. 10 апреля 1860 года, через две недели после того, как судья назначил его защитником, он узнал, что заключительное слушание намечено на утро понедельника, 16 апреля. В тот же день уведомление о дате, на которую был назначен процесс, получили еще три человека: обвиняемый, отец Фелетти, и двое потерпевших — Момоло и Марианна Мортара. Ни один из них в суд не явился. В случае супругов Мортара уведомление было доставлено им домой по туринскому адресу лишь за два дня до начала процесса, и Марианне пришлось расписаться в получении повестки за мужа, так как тот отсутствовал. Приехать на суд они явно не успели бы, даже если бы захотели, но ничто не говорит о том, что они этого хотели.
Отсутствие инквизитора объяснялось иначе. Ему было велено предстать перед судом и ответить на обвинение в «насильственном разлучении мальчика Эдгардо Мортары с семьей». В тот же день Юсси подал прошение от имени отца Фелетти — он просил освободить монаха от обязанности явиться в суд, так как тот желает «отвергнуть это преимущество, которое предоставляет ему закон». Коротко говоря, бывший болонский инквизитор не желал присутствовать на собственном процессе, потому что, явившись в зал, он тем самым признал бы право нового государства вершить над ним суд
[324]. Суд принял его отказ, и утром 16 апреля, когда коллегия шести судей под председательством судьи Калчедонио Феррари объявила заседание открытым, отец Фелетти остался в тюремной камере.
