— На место трагедии вот-вот должно подойти норвежское судно Normand Pioneer с британской спасательной мини-лодкой LR-5. Уже завтра ожидается прибытие судна Seaway Eagle с двенадцатью глубоководными водолазами на борту…
— Десять дней уже, — вздохнул шофер. — Кого там вытаскивать? Эх… Куда здесь?
— Направо, во двор, — подался к лобовому стеклу Ермилов, испытывая приятное волнение при виде светящихся окошек на восьмом этаже родной девятиэтажки.
Дети уже спали, а Людмила дожидалась и попыталась сразу же накормить. Но Олег вдруг довольно резко спросил:
— Где у нас водка?
— Чего это вдруг?… — начала было жена, но, увидев его бледное лицо, молча достала из холодильника початую бутылку, оставшуюся с ее дня рождения в мае, и налила ему стопку.
Он выпил, чувствуя, как отпускает напряжение, преследовавшее его на протяжении всей командировки.
— Давай спать. Завтра вещи разберем, — уже мягче предложил он.
Едва Ермилов покинул свой номер в гостинице, подкатила с тележкой уборщица, пожилая женщина из Румынии. Она привычно стала убираться, снимать постельное белье. Вдруг на пол выскочила черная дискета, которую забыл Ермилов. Полуграмотная женщина подняла ее, повертела в руках и, не понимая, что это, бросила в пакет для мусора, висящий на ручке ее тележки. Продолжая готовить номер для следующих постояльцев, за шумом пылесоса она не услышала, как в номер вошли двое парней.
Довольно бесцеремонно они начали осматривать комнату. Горничная растерянно молчала, понимая, что просто так люди в номер не заходят и просто так не обыскивают и, чтобы не потерять работу, лучше не вмешиваться и постараться быть незаметной. Опыт ей подсказывал, что можно лишиться не только работы, но и жизни.
Парни были похожи друг на друга, под футболками перекатывались мышцы. Горничная поняла по их английской речи, что это англичане. Но это был странный английский, она едва узнавала слова, к тому же в принципе плохо знала язык, едва-едва объяснялась с менеджером. Женщина лучше говорила по-гречески. Когда они сказали: guy, имея в виду — «парень», прозвучало это одновременно как «галстук» — «tie» или «день» — «day». Это кокни — лондонское просторечье.
К ужасу горничной, один из мужчин подступился к ней и стал допытываться о чем-то на своем невразумительном диалекте.
Она качала головой, слабо улыбалась, прикладывала руки к груди, пытаясь заверить их на смеси румынского и греческого, что она ни в чем не виновата и у нее есть разрешение на работу. Бессмысленный диалог мог продолжаться бесконечно, пока второй парень не разъярился и не опрокинул тележку вместе со всем содержимым. По коридору рассыпались шариковые ручки, блокнотики, шоколадки, шампуни, которые горничная раскладывала по всем номерам.
— Что вы делаете? — Она попыталась собрать вещи, но парни ее оттолкнули и, как коршуны, накинулись на мешок с мусором. Довольно быстро они нашли дискету.
— Это отсюда? — стараясь произносить слова четко, спросил тот, который опрокинул тележку, указывая на бывший номер Ермилова.
Она снова покивала, радуясь, что они, наконец, отвязались и уходят, унося… пустую дискету.
* * *
— Давай, докладывай, как съездил? Загорелый, как черт, — вместо приветствия сказал Виталий Романович, когда Ермилов на следующий день по приезде пришел на службу.
— Сегодня-завтра, надеюсь, нам придут диппочтой документы из компьютера Дедова. Но судя по тому, что сообщил офицер безопасности посольства, а он видел документы лично, это копии свидетельств на собственность на три дома на Кипре — все на имя Дедова. — Олег рассказал и о расшифрованном списке с фамилиями высокопоставленных чиновников.
Ермилов выглядел озабоченным. Что-то его беспокоило. Он достал из кармана мобильный телефон и крутил его в руках, то и дело поглядывая на дисплей.
— Документы добыты, конечно, незаконным путем… — констатировал шеф.
— Думаю, не будет проблемой получить их законно и подлинники заодно, когда Дедов будет сидеть у нас в камере. А он, кстати, скоро возвращается в Россию, в отпуск. А вот реальной проблемой было то, что кто-то слил информацию о моем «хождении за три моря». Меня пасли там от аэропорта и до отлета. На таможне трясли, устроили дотошный личный досмотр. Но самое загадочное в этом всем — мной интересовались не кто-нибудь, а английские спецслужбы, действовавшие, вероятно, в тандеме с местными. Всячески пытались пойти на сближение. Меня эсвээрщик просветил. А теперь в довершение ко всему за мной, похоже, следят и здесь.
— В чем это проявляется?
— Телефон вдруг начал характерно пощелкивать, когда разговариваю, причем не только сотовый, но и домашний, городской. А то дозвониться мне не могут. Ну, сами понимаете…
— Надо в ФСБ сообщить об этом, — решил Карпенко. — Пусть они голову ломают. У тебя вроде там знакомый следак?
— Есть такой, — неохотно признался Ермилов, подивившись, как быстро слухи распространяются. — А что по Дедову?
— Вопрос решенный. Приедет, возьмем. Но раз где-то у нас «течет», — Карпенко постучал по столу, — возбудимся, когда он сядет в самолет. Попросим Руденко отзвониться, когда Дедов таможню пройдет. Из самолета не выпрыгнет, а здесь встретим.
— А Воробьева брать будем?
— Замминистра? — Карпенко сразу стал отрешенным и строгим. — Основания? На него ничего нет. Возьмем Дедова, сможешь раскрутить на Воробьева и на всех, кто в том списочке. Тебе и карты в руки. Но, думаю, Юрий Леонидович о них будет молчать в трубочку. Пока суд да дело, разузнай осторожно про те фирмы. Хоть они и развалились, ведь есть по ним документация в регистрационной палате, в налоговой. И так далее.
— Вспугнем, Виталий Романович, — возразил Ермилов. — Не исключено, что кто-то из этих контор связан с ними. Ведь не одну фирму создавали, могли и законтачить. А где ваша Светочка?
Вместо симпатичной секретарши в приемной сидел молодой парень в очках.
— В отпуске. А что?
Олег покачал головой.
— Займись текущими делами. Там Зайцев зашивается. Подключись пока. Да, и разберись с этим, — Карпенко кивнул на телефон в руках Ермилова. — Если что, может, позвонить кому надо?
Ермилов удивленно вскинул глаза на шефа. Не замечал за ним такой заботы.
— Думаю, справлюсь. А что там с Гусинским? Снова будем арестовывать? Зря отпустили, зря.
— Что ты хочешь? Инерция еще действует. По рукам-ногам вяжут. Лужков заявил, что гарантирует, что Гусинский не даст деру. Сказал, что сам сядет, если он все же сбежит, — с издевкой в голосе, граничащей с отчаянием, сказал Карпенко.
— Да Гусинского только за то посадить надо, что в Первую чеченскую его НТВ так войну освещало. Грязью поливали солдат и офицеров, в спину словами своим стреляли… — Ермилов вздохнул, понимая, что это разговор в пользу бедных. — Я тогда отъеду ненадолго по этим делам, — он оттенил слово «этим».
