6
В кухне пахло апельсинами. Гвин Лэмберт пекла булочки с мандариново-шоколадной начинкой, в таком количестве и так сноровисто, что Джейн понимала: Гвин старается чем-то занять себя, это своего рода самозащита от боли утраты. На столах стояло девять блюд, на каждом лежало по дюжине полностью остывших булочек в пластиковой обертке, предназначенных для соседей и друзей. Десятое блюдо с еще горячей выпечкой стояло на обеденном столе, а в духовке доходила очередная партия. Гвин была из тех поразительных кухонных волшебников, которые творят кулинарные чудеса без видимых последствий: ни грязных мисок, ни тарелок в раковине, ни остатков муки на столешницах, ни крошек или другого мусора на полу.
Отказавшись от булочки, Джейн взяла у хозяйки кружку черного кофе. Затем обе сели за стол, друг против друга; над кружкой крепко заваренного кофе неторопливо поднимался ароматный парок.
– Так вы говорите, что Ник был подполковником? – спросила Гвин.
Джейн назвала свое настоящее имя. Связь, существовавшая между ними, подразумевала, что этот визит останется в тайне. Обстоятельства складывались так, что если она не могла доверять жене морпеха, значит она не могла доверять никому.
– Полковником, – поправила ее Джейн. – У него был серебряный орел.
– И всего в тридцать два года? Ну, если он так широко шагал, генеральские звезды не заставили бы себя ждать.
Муж Гвин, Гордон, был генерал-лейтенантом, три звездочки, – лишь на один ранг ниже самого высокого звания в корпусе.
– Нику дали Военно-морской крест, медаль «За выдающуюся службу в вооруженных силах» и еще много всяких наград – на всю грудь.
Военно-морской крест был на одну ступень ниже медали Почета. Бесконечно скромный, Ник никогда не говорил о полученных им наградах и благодарностях, но Джейн иногда чувствовала потребность похвастаться его заслугами, подтвердить, что он существовал и что его существование сделало мир лучше.
– Я потеряла его четыре месяца назад. Мы были женаты шесть лет.
– Милая, – сказала Гвин, – вы, вероятно, были совсем ребенком, когда выходили замуж.
– Вовсе нет. Двадцать один год. Свадьба состоялась через неделю после того, как я окончила Академию в Куантико и была направлена в ФБР.
Гвин удивленно посмотрела на нее:
– Вы служите в ФБР?
– Если только вернусь туда. Сейчас я в отпуске. Мы познакомились, когда Ник был в командировке, приписан к Командованию боевых разработок морской пехоты в Куантико. Это не он за мной приударял, а я за ним. Я никогда не видела мужчины красивее его, а уж если мне чего захочется, я становлюсь упрямой как ослица. – Она удивилась сама себе: сердце екнуло, голос дрогнул. – Эти четыре месяца иногда кажутся четырьмя годами… а потом вдруг четырьмя часами. – Джейн сразу же ужаснулась собственной нетактичности. – Черт, простите. Моя утрата не так свежа, как ваша.
Отмахнувшись от извинения и не скрывая слез, Гвин сказала:
– На следующий год после свадьбы – мы поженились в восемьдесят третьем – Горди был в Бейруте. Тогда террористы взорвали казарму морпехов, убив сто двадцать человек. Он так часто бывал в опасных местах, что я тысячу раз его хоронила. Я считала себя готовой к тому, что офицер в парадном мундире принесет мне извещение о его гибели. Но я не была готова к тому… что случилось.
В новостях сообщалось, что в субботу, меньше двух недель назад, когда его жена уехала в супермаркет, Гордон вышел через заднюю калитку в заборе и пошел по склону холма к озеру. При нем было помповое ружье с пистолетной рукояткой. Он сел возле самой воды, спиной к высокому травянистому берегу. Ружье было короткоствольным, и он легко дотянулся до спускового крючка. Рыбаки, сидевшие в своих лодках, показали, что он выстрелил себе в рот. Когда Гвин приехала из магазина, улица была заполнена патрульными машинами, а дверь дома открыта, и ее жизнь навсегда изменилась.
– Вы не будете возражать, если я спрошу?.. – начала Джейн.
– Мне очень больно, но я не сломлена. Спрашивайте.
– С ним точно никого не было, когда он шел к озеру?
– Никого. Соседка видела его – шагал один и нес что-то. Только она не поняла, что это было ружье.
– А рыбаков, которые дали показания, проверили?
Гвин недоуменно посмотрела на нее:
– Проверили – на что?
– Может быть, ваш муж шел на встречу с кем-то. Может быть, он взял дробовик для защиты.
– И может быть, это было убийство? Невероятно. Поблизости находились четыре лодки. По меньшей мере шесть человек видели это своими глазами.
Джейн не хотела задавать следующий вопрос, – могло показаться, что она сомневается в прочности их брака.
– А ваш муж… Гордон впадал в депрессию?
– Никогда. Некоторые отказываются от надежды. Горди всю жизнь носил надежду с собой – оптимист из оптимистов.
– Очень похоже на Ника, – сказала Джейн. – Каждая проблема становилась вызовом, а он любил вызовы.
– Как это случилось, милая? Как вы его потеряли?
– Я готовила обед. Он пошел в ванную и долго не появлялся. Я нашла его в ванной полностью одетым. Он воспользовался своим боевым ножом: вонзил его в шею так глубоко, что перерезал левую сонную артерию.
7
Зима выдалась влажной из-за прихода Эль-Ниньо, во второй раз за последние пять лет. В остальные три года количество осадков не превышало норму. Из-за климатической аномалии засуха в штате прекратилась. По утрам за окном было темно, как вечером. Озеро внизу – прежде гладкое, как стекло, – под напором ветра покрылось белыми чешуйчатыми бурунами, напоминая огромного змея, задремавшего перед неизбежной грозой.
Гвин вынимала булочки из духовки и ставила противень на сушилку, чтобы они остыли. Тиканье настенных часов, казалось, стало громче. В последние месяцы разнообразные часы время от времени терзали Джейн. Иногда ей казалось, что она слышит слабое тиканье своих наручных часиков. Постепенно звук становился невыносимым, так что Джейн снимала часы и засовывала в бардачок машины, а если это происходило в мотеле, клала их в кресло в другом углу комнаты, накрывала подушкой и доставала только при необходимости. Даже если ее время истекало, она не хотела, чтобы ей постоянно напоминали об этом.
Гвин налила в чашки свежезаваренного кофе, и Джейн спросила:
– А Гордон не оставил записки?
– Ни записки, ни эсэмэски, ни голосовой почты. Не знаю даже, расстраиваться или радоваться.
Она поставила ковшик обратно в кофеварку и снова устроилась на стуле. Джейн старалась не замечать часов; те стали тикать громче, но это явно было игрой ее воображения.
– Я держу блокнот и авторучку на туалетном столике у себя в спальне. Ник взял их, чтобы написать прощальную записку, – можете себе представить?
Ужас, исходящий от этих четырех предложений, леденил сердце Джейн каждый раз, когда она вспоминала их. Она воспроизвела их по памяти:
