– Ваша холодность выдает нечто большее, чем неприязнь.
– Скажите мне, доктор, что еще она выдает? – спросила Джейн и сама поразилась пренебрежительной нотке в своем голосе.
– Глубокое недоверие, – сказал он.
Джейн наконец прекратила игру «кто кого переглядит», но тут же снова посмотрела в глаза Моше, чтобы он не стал искать скрытого смысла в этом поступке.
– У всех детей возникают проблемы с родителями.
– Извините меня, если я наступил на больную мозоль.
– Разве вы не начали это делать какое-то время назад?
– Я не умею играть на рояле так хорошо, как вы, но неплохо разбираюсь в мозолях. Он откинулся на спинку стула и сложил ладони на столе. – Это не сексуальное.
Джейн нахмурилась:
– Вы о чем?
– Проблема с вашим отцом. Вы не были объектом домогательств, и нет никаких признаков того, что в детстве вы подвергались сексуальному насилию.
– Он урод, но предпочитает молоденьких женщин, а не детей.
– Он вновь женился через год после самоубийства вашей матери.
– И что я должен сделать?
– Вы же хотели что-то сделать.
– Он оскорбил память матери, женившись на Юджинии.
– Разве это не проблема?
– Это одна из моих проблем.
– Но не та самая.
– Он трахал Юджинию еще тогда, когда мать была жива.
– Это грубое выражение должно предотвратить дальнейшие вопросы?
Она пожала плечами:
– Продолжайте, если хотите.
– Почему вы считаете, что ваш отец убил вашу мать?
Незадолго до этого Джейн отодвинула от себя полупустой бокал. Теперь, пораженная его проницательностью, она взяла его и сделала глоток. Моше тоже пригубил вино, словно совместное выпивание связывало их.
– После самоубийства всегда проводится вскрытие, – заметил он.
– Должно проводиться, но так бывает не всегда. Коронер принимает решение в зависимости от местных правил и обстоятельств.
– Так у вас были данные в пользу этой теории?
– Он улетел тем утром и должен был находиться в отеле, в четырехстах милях от нас. Давал концерт в другом городе следующим вечером. Но когда я проснулась, то услышала, как они ругаются.
– И что вы сделали, когда услышали их?
– Засунула голову под подушку и попыталась уснуть.
– Уснули?
– На некоторое время. – Она отставила бокал в сторону. – Он был там ночью, я слышала его. Есть и еще одна причина верить, что он был там. Но никаких твердых доказательств. И потом, он мастер устрашения и манипуляций.
– Вы боялись его?
– Да.
– Вы все еще злитесь на себя из-за того страха перед ним.
Джейн ничего не ответила.
– Вы вините себя?
– В чем?
– Вы услышали, что они ругаются, и уснули. А если бы пошли к ним, как по-вашему, мать была бы сейчас жива?
– Нет. Думаю… я тоже была бы мертва. Он инсценировал бы все по-другому: сначала она убила меня, а потом покончила с собой. – (Паузы Моше были точно выверены и выдержаны, как в концерте Моцарта, который они недавно прослушали.) – Я виню себя в том, что никогда не говорила об этом впоследствии. В том, что позволила ему запугать меня.
– Вы были всего лишь ребенком.
– Это не имеет значения. В критический момент вы либо решаетесь, либо нет.
Моше вставил пробку в бутылку, полную почти наполовину.
– Одержимость начинается не со смерти Ника. Ее корни уходят в события девятнадцатилетней давности. – Он съел ягоду земляники, которую прежде отложил в сторону. – Вы жаждете отомстить за Ника и за свою мать, но главное для вас не это.
Джейн молчала. Моше снял очки, вытащил нагрудный платок из кармана, принялся протирать стекла.
– Вы хотите разоблачить заговор, – продолжил он, – посадить тех, кто за ним стоит, убить их при необходимости, восстановить справедливость, уравновесить чаши весов, чтобы ваш мальчик не мучился всю жизнь от ощущения того, будто он был должен, или до сих пор должен, сделать что-то для восстановления справедливости. Вы не можете избавить его от горя, но можете избавить от чувства вины, которое грызло вас все эти годы. Не так ли?
– Так. Но это не все. Я хочу, чтобы он жил в мире, где люди значат больше идей. Никаких свастик, никаких серпов с молотом, никакого преклонения перед бесчеловечными теориями, которые ведут к гибели десятков миллионов человек. Я вижу, каким взглядом вы смотрите на меня, Моше. Я знаю, что не смогу изменить мир. Я не страдаю синдромом Жанны д’Арк. Я хочу для сына всего этого, но если мне удастся хотя бы избавить его от чувства вины, я буду считать, что совершила нечто достойное.
Моше надел очки.
– Если вы правильно понимаете, какие сильные эмоции движут вами, то, возможно, почувствуете, когда они возьмут верх над разумом. Если вы сможете подавить безрассудство, подогреваемое эмоциями, обуздать свой кураж, тогда у вас есть шанс.
– Чтобы продолжать, мне нужен хотя бы крохотный шанс.
– Хорошо. Если вы верно оцениваете ситуацию, то, вероятно, крохотный шанс – это все, что у вас есть.
2
Здесь, в долине Сан-Фернандо, в номере мотеля, у Джейн не было ни сил, ни ясности в мыслях, чтобы заняться материалами, полученными от Джимми Рэдберна. Она положила мусорный мешок с документами в стенной шкаф.
Чтобы уснуть, ей не понадобилась ни водка, ни музыка. В девять она легла и вскоре погрузилась в сновидения.
Около полуночи ее разбудил пистолетный выстрел. Рев двигателя гоночного автомобиля. Даже двух. Скрежет покрышек. Мужчина, выкрикивающий что-то неразборчивое. Еще три выстрела, один за другим, – вероятно, ответный огонь.
Она вытащила пистолет из-под подушки и села в кровати, окутанная темнотой.
Судя по металлическому звуку удара, одна машина боком задела другую. Может быть, кто-то, проезжавший мимо, поцарапал припаркованный автомобиль.
Потом они умчались. Благодаря эффекту Доплера рев двигателей стал более низким и затем стих, удалившись в обоих направлениях, словно водители обменялись выстрелами и убежали друг от друга.
Джейн посидела еще некоторое время, но больше ничего не случилось. Ни рева полицейских сирен в ночи, ни сообщений о стрельбе.
Она положила пистолет обратно под подушку. Все-таки бандитская столица страны была не здесь. Эта честь принадлежала Чикаго, хотя другие города тоже боролись за первенство.
Она лежала и думала о том, что это происшествие было всего лишь белым шумом, постоянно кипящими на медленном огне насилием и хаосом, задником современной жизни. Люди настолько привыкли к этому белому шуму, что более важные признаки насилия (например, быстрый рост числа самоубийств) ускользали от их внимания.
