– Вы хотите получить деньги за молчание? В этом дело?
– «Деньги за молчание» – звучит уродливо. Пахнет вымогательством.
– Если у вас что-то есть на меня – хотя, конечно, нет ничего, – так вот, если вы и в самом деле что-то накопали, то глупо раскалывать меня таким способом.
Она не собиралась называть имя его близкого дружка Бертольда Шеннека или говорить о наноимплантатах в мозгу. Этот секрет был таким большим и темным, что после его раскрытия Стерлинга пришлось бы убрать. Он должен верить, что у него есть надежда, пусть и крохотная.
– Джимми говорит, что вы состоите членом одного крутого клуба.
– Клуба? Нескольких загородных клубов. Удобные места, чтобы завязывать деловые знакомства. Слово «крутой» ни к одному из них не подходит. Если только вы не считаете, что все дело в гольфе, разговорах за гольфом и официантках в белых пиджаках.
– Этот клуб – поганый бордель для богатых негодяев.
– Бордель? Думаете, мне нужно платить шлюхам? Идите в задницу. Вместе с вашим Джимми. Не знаю я никакого Джимми.
– Но Джимми знает, что вы туда заглядываете. Вступительный взнос – триста тысяч. Вы вращаетесь среди людей высокого полета.
– Дурацкая фантазия вашего Джимми. Насколько мне известно, такого места нет в природе.
– Триста тысяч баков плюс регулярные платежи. Вы знаете цену деньгам. Что вы получаете в этом клубе? Красивых покорных девиц? «Исполняем самые смелые желания»? Насколько смелые у вас желания, Стерлинг?
Она заметила характерную для Стерлинга черту: когда он слышал о себе правду – правду, которую, с его точки зрения, ей лучше бы не знать, – у него моргал правый глаз. Только правый.
– Это место называют «Аспасия», – сказала она. – Такие, как вы, видимо, считают, что назвать клуб именем любовницы древнегреческого политика, вроде Перикла, придает заведению шик. – Она подняла ножницы и пощелкала ими. – Чик-чик. Если будете мне лгать, Стерлинг, я укорочу вас, черт побери.
Он проигнорировал ножницы и встретился с ней взглядом, но не увидел подросткового вызова в холодных, умных глазах. Он оценивал ее, как оценивал присяжных заседателей в зале суда.
Когда он заговорил, стало ясно, что он четко понял: продолжать разыгрывать из себя невинную овечку – самый опасный способ защиты. Но он все еще скрывал, что борется со страхом, и не давал ей повода почувствовать удовлетворение. Он покачал головой, улыбнулся и прикинулся, что уважает ее, как хищник хищника.
– Вы – это что-то особенное.
– Правда? И кто же я такая, Стерлинг?
– Черт меня побери, если я знаю. Ладно, теперь без вранья. Да, «Аспасия» существует. Это не бордель, как вы его назвали. Кое-что новое.
– В каком смысле – новое?
– Вам это знать ни к чему. Я сейчас не продаю информацию. Я спасаю свою задницу. Вы можете выставить меня в неприглядном виде. Повредить моему бизнесу. Шантажировать. Вы пришли сюда за деньгами.
– Думаете, дело в этом? – спросила Джейн.
– Все дела сводятся к этому. Вы пришли сюда за деньгами, они у меня есть, давайте заключим сделку.
– Я же не могу прийти в банк с чеком, полученным путем шантажа. А счета на Каймановых островах у меня нет.
– Я говорю о наличных. Я же сказал: теперь без вранья. Никто из нас не врет, договорились? Вы знаете, что я имею в виду наличные.
– И сколько?
– А сколько вы хотите?
– Вы говорите о сейфе, который стоит прямо здесь?
– Да.
– Там есть хотя бы сто тысяч?
– Есть.
– Тогда я заберу все. Назовите комбинацию.
– Нет никаких комбинаций. Ключ открывается посредством биологического идентификатора.
– Отпечаток вашего большого пальца?
– Ага, чтобы вы отрезали мой палец и поднесли к сканеру? Нет, все не так просто. Я нужен вам целиком. Живой. Если я умру, сейф нельзя будет открыть.
– Хорошо. В любом случае я не собираюсь вас убивать. Разве что вы не оставите мне выбора.
Он подергал стяжку, с помощью которой был привязан к ванне.
– Тогда давайте перейдем к делу. И покончим с этим.
– Не сейчас, – сказала Джейн. – После того, как я побываю там и вернусь.
Овертон недоуменно посмотрел на нее:
– Побываете – где?
– В «Аспасии».
Теперь он не скрывал тревоги:
– Вы не можете там побывать. Вам туда не войти. Только члены клуба имеют доступ в эти заведения.
– В эти заведения? Сколько же клубов входит в «Аспасию»?
Он пришел в замешательство, так как выдал ей важные сведения. Но было уже слишком поздно.
– Четыре. В Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, Нью-Йорке, Вашингтоне.
Похоже, Джейн открыла ящик Пандоры, оказавшийся банкой с червяками.
– Джимми говорит, что если зайти на сайт Темной сети, он предлагает выбрать один из восьми языков. Значит, члены клуба есть во всем мире? Олигархи со смелыми желаниями.
В ответ на это предположение он лишь повторил:
– Попасть туда могут только члены.
– Вы являетесь членом. Скажите мне, как это действует. Какая там система охраны?
– Дело не в этом. Охраны нет. Той, которую вы имеете в виду. Но вы – это не я.
– В «Аспасии» применяется система распознавания лиц?
– Да.
– Вы сказали, что вранья больше не будет.
– Я говорю правду.
– Знаменитые ребята, сверхбогатые ребята оставляют изображения своих лиц в таком месте? Не морочьте мне голову, Стерлинг. Мне это начинает надоедать. Я сказала, что убью вас, только если вы не оставите мне выбора. И что вы делаете? Не оставляете мне выбора – вот что. «Аспасия» должна работать без камер, без имен, никто ничего не спрашивает и не называет. Никто не сможет доказать, что вы там были.
Овертон покачал головой, придумывая новую ложь, но потом решил не облекать ее в слова.
– Такие места, – продолжила Джейн, – придумали люди вроде вас. Вы, видимо, верите, что можете приходить туда и уходить оттуда безымянными, как призраки.
Он хотел возразить, переубедить ее, оспорить ее слова, но тут не сидели присяжные, не было судьи, который вынес бы решение в его пользу. Только Джейн, которая не участвовала в судебном заседании. Вероятно, она была его палачом, и только.
Его негодование достигло такой силы, что кулаки связанных рук сжались, мышцы на шее напряглись, виски быстро запульсировали, лицо покраснело – не столько от страха, сколько от ярости.
– Иди к черту, тупая упрямая сука, ты не можешь прийти туда, тебе не войти. Деньги, которые тебе нужны, все здесь. Еще больше денег там, откуда я их взял. В «Аспасии» для тебя ничего нет!
