Она подходит к панели «Крестрон» в спальне, вводит код, слышит тоновые сигналы и записанный голос: «Дом снят с охраны».
Она возвращается, достает пистолет из-под своей спортивной куртки и встает над ним, держа пистолет в вытянутой руке: дуло отстоит от его лица не более чем на фут.
Он назвал правильный код. Он знает, что никто не приедет. Тем не менее эти пять или десять минут – самое долгое ожидание в его жизни.
Часть четвертая
Тихий уголок
1
Виргиния. Натан Силверман остался на работе на час дольше обычного, чтобы еще раз пересмотреть материал, полученный из Лос-Анджелеса во второй половине дня, – смонтированный из отдельных фрагментов видеоролик с записью того, что произошло в Санта-Монике – в парке «Палисейдс» и в отеле. Внутри отеля, в общественных помещениях, было не так много камер, но они снимали в высоком разрешении.
Джейн стоит у входа в фойе, спиной к камере. Открывает дверь. Амазонка на роликах вкатывается внутрь с двумя портфелями и направляется прямо к лифтам. Джейн надевает цепочку на дверь, защелкивает замок на цепочке. Потом присоединяется к женщине на роликах возле лифтов. Вот они обе в кабинке. Выходят из кабинки в гараж. Женщина несет коньки, Джейн – мешок для мусора. Наконец обе бегут вверх по пандусу.
Вероятно, у них была машина в проулке или где-нибудь поблизости. Опасаясь обвинений во вторжении в частную жизнь, хозяева отеля не установили камеру в проулке. Как и власти города. Куда девались после этого Джейн и женщина на роликах, неизвестно.
Съемку в парке и на улице вели более дешевые и более старые камеры, линзы их объективов покрылись пылью. Качество изображения было низким. Чтобы иметь хоть какой-нибудь шанс опознать действующих лиц, нужно было терпеливо обработать видео, приложив большие усилия.
Одно было бесспорно: Джейн договорилась о некоем обмене в парке, но при этом опасалась ловушки. Судя по количеству людей, связанных с человеком, несшим портфели и воздушный шарик – «СЧАСТЬЕ, СЧАСТЬЕ», – она оказалась права, предполагая двойную игру с его стороны.
Силверман пока не открыл дело в связи с этим, решив, что поначалу сам будет выполнять функции специального агента. Кроме того, он не предупредил директора о вероятности того, что агент сорвался с цепи. Ничего хуже этого не бывает. Бюро должно обрушиться всей своей мощью на человека, который, действуя от его имени, нарушает закон, после того как дал присягу соблюдать его. Если будет выдвинуто такое обвинение – пусть даже оно окажется ложным, – на репутации Джейн навсегда останется пятно, а ее жизнь, давшая трещину после смерти Ника, будет окончательно поломана.
В голове Силвермана постоянно звучал голос Глэдис Чан: «Но боялась она не за себя, а за своего маленького колибри, своего сына».
Заканчивалась пятница. Расследование преступлений шло в круглосуточном режиме и без выходных, но в тех случаях, когда никому не угрожала смерть и не затрагивались вопросы национальной безопасности, Бюро по субботам и воскресеньям сбавляло обороты. Итак, Натан мог с полным правом отложить дело Джейн Хок до понедельника.
Однако действия Силвермана в течение следующих трех суток могли определить и его дальнейшую судьбу, хотя его заботила в первую очередь судьба Джейн. Они с Ришоной заказали столик в своем любимом ресторане в Фоллз-Черч. Он поделится с ней всеми мыслями о шагах, которые собирается предпринять в связи с этим. В конце концов, он идет по канату не один, а вместе с Ришоной. Пока никто еще не выразил желания обрубить канат, но на следующей неделе наверняка выразит. Если ты действуешь на основе принципов, смягчаемых сочувствием, рано или поздно объявится человек с топором.
На пути домой машин оказалось не так много, как он предполагал.
Погода стала меняться, становясь весенней. Сумерки приобрели волшебный голубой оттенок, как в работах Максфилда Пэрриша
[26]. В темнеющем небе одна за другой появлялись звезды, – казалось, они рождаются ежесекундно. А прошлым вечером, во время грозы, отремонтированная им ливневка устояла.
Может быть, судьба в этот момент до такой степени благоприятствовала ему, что прогулка по канату стоила того.
2
Понятно, что за деньги счастье не купишь, но поездка за рулем «бентли» успокаивала взволнованный разум. Час пик в Большом Лос-Анджелесе продолжался часа четыре; штат, где были построены лучшие хайвеи в стране, по качеству дорог стоял на последнем месте. Но для того, кто сидел в овертоновском «бентли», почти все выбоины на запущенных дорогах амортизировались фантастической подвеской.
В этом, подумала Джейн, и состояла проблема таких людей, как Овертон. Развратило его не богатство, а то, как он решил его употребить. Сначала он отгородился от жизни, которой живут обычные люди, потом решил, что стоит выше масс, отказался от ограничений, налагаемых моралью и традицией, а впоследствии решил полностью отказаться от совести как от бесполезного артефакта, годного лишь для существ примитивных и суеверных. Он сделал себя раковой опухолью на теле человечества.
Ровная езда в «бентли» сглаживала острые углы ее возбуждения, но не уменьшала негодования, которое, казалось, переходило в холодную, непримиримую ярость.
Местная «Аспасия» находилась рядом с Сан-Марино, на межобщинной территории, – живописные и величественные старые дома и поместья по соседству с Пасаденой. Навигатор «бентли» направил туда Джейн, давая подсказки тем же бесстрастным голосом, каким указал бы на книжный магазин или церковь.
По словам Овертона, объект – как же она ненавидела это уклончивое слово! – занимал реконструированный особняк на участке в три акра. Навигатор велел свернуть с тихой пригородной улицы налево. Джейн остановилась на подъездной дорожке; лучи фар высветили две створки металлических ворот высотой в десять футов, с радиальными линиями и всевозможными завитками. С дороги увидеть дом было невозможно. По обе стороны от ворот тянулась каменная стена, огораживающая участок, тоже десятифутовая. Стена была украшена декоративным узором, сверху торчали остроконечные колья. На почтовом ящике не стояло имени – только номер дома.
Когда Джейн опустила окно, чтобы рассмотреть панель домофона, она не увидела бдительного объектива. У ворот, по всей видимости, тоже не было камеры, как и говорил Овертон. На крупной панели она набрала четыре цифры членского номера Овертона и его пароль «Видар» – имя норвежского бога, которому суждено пережить Рагнарёк, войну, что уничтожит весь мир и всех других богов. Громадные ворота начали открываться внутрь, и она подумала: неужели все эти одержимые жаждой власти дураки берут имена языческих богов?
Она достала пистолет, навернула на него глушитель и положила на пассажирское сиденье так, чтобы до него легко было дотянуться.
С учетом обстоятельств допроса Овертона и его страданий в том случае, если она не появится, Джейн полагала, что он ее не обманул. Рассказ об охранниках, запрограммированных на то, чтобы не видеть членов клуба, поначалу показался ей нелепой ложью, чистейшей фантазией, но потом она вспомнила марширующих мышей на видео Шеннека.
