– Все, товарищ полковник. Пока все… Если возникнут по ходу дела, запрошу по связи. Связь через КРУС?
[17]
– Да, как обычно. Запрашивай, не стесняйся. В рабочее время через КРКС, если вопрос возникнет ночью, звони на трубку. Разговор, как ты знаешь, надежно шифруется. Мне в шифровальном отделе сказали, что расшифровать его, в принципе, возможно, особенно если он длится более двадцати минут. Но на это самому мощному суперкомпьютеру планеты понадобится не менее десяти лет. А за десять лет любые данные потеряют актуальность. Но все же постарайся укладываться в десять минут, это тот максимум, который расшифровке не поддается вообще. Кстати, ты данные с флешки скопировал?
– Не успел еще, товарищ полковник.
Селиверстов пощелкал компьютерной мышью, копируя данные на свой компьютер, потом вытащил флешку и протянул ее капитану:
– Забери. А пока сходи на первый этаж в «секретку»
[18]. Я позвоню туда. Чтобы секретчик не знал, кто тебя интересует конкретно, тебе дадут данные на всю твою группу. Просмотри. Потом на склад отправляйся, там уже все для вас готово…
В секретной части ЧВК «Волкодав» возрастной прапорщик Шевченко уже подготовил к приходу капитана Радиолова все затребованные документы. Там было шесть не очень толстых папок. Седьмую, на самого капитана, ему смотреть не разрешалось. Доступ к ней имелся только у полковников Селиверстова и Самохвалова.
– Рабочая комната свободна. Можете приступать, товарищ капитан, – предложил прапорщик, показывая на дверь в смежную комнату, специально выделенную для работы с документами. Выйти оттуда можно было, только пройдя мимо стола самого заведующего секретным отделом, так что вынести не возвращенные документы было невозможно. А при возвращении Шевченко каждую папку, как уже знал капитан, тщательно проверял, сверяя каждую страницу с перечнем, и осматривал печати «прошивки». Все это веяло архаизмом и смотрелось слегка странно в век всеобщего оцифрования документооборота, однако в «секретке» он в силу возраста заведующего, так и не научившегося набирать даже самый простой текст, осуществлялся в бумажном виде. Правда, копии документов, каким-то образом оцифрованные, существовали в головной конторе Службы, но они были недоступны не только для хакеров предполагаемого противника, но и для большинства сотрудников.
В отдельной комнате, лишенной окон, никто не мешал капитану найти необходимую папку, и он стал внимательно изучать личное дело старшего лейтенанта Ласточкина. Ласточкин родился и вырос в Каунасе, в Литве. Его отец в звании прапорщика служил старшиной роты в седьмой дивизии ВДВ, тогда дислоцирующейся в Каунасе. Сын решил пойти по стопам отца и без всяких проблем поступил сразу после окончания школы в Рязанское училище ВДВ. К тому времени отец будущего офицера и снайпера получил звание старшего прапорщика и благополучно вышел на пенсию, на которой через полгода гражданской жизни и умер после совершенно неожиданного сильного инсульта. Но сын, желая продолжить дело отца, школу окончил почти с отличием, чуть-чуть не дотянув до медали, и поступил в то же самое училище, где пятью годами раньше учился капитан Радиолов. Только учился он не на факультете специальной разведки, то есть не готовил себя изначально к службе в спецназе. Уже в годы учебы курсант Ласточкин отличался отличной стрельбой, поэтому в дополнение к военно-десантному образованию параллельно получил второстепенное, но важное и даже решающее в его судьбе образование снайпера, в результате чего сразу после окончания училища был направлен для продолжения службы инструктором школы снайпинга. Именно оттуда его вскоре и забрали для дальнейшего прохождения службы в отдельную мобильную офицерскую группу спецназа ГРУ.
Сразу после окончания училища тогда еще лейтенант Ласточкин поехал в Каунас, где женился на своей бывшей однокласснице по имени Лия. Сначала Лия уехала вместе с молодым лейтенантом к месту его службы, но жизнь в военном городке молодую женщину, имеющую среднее музыкальное образование, мало устраивала из-за невозможности работать по профессии, и, родив ребенка, она вернулась в Каунас, где продолжала жить вместе с родителями. Литва к тому времени была уже другим государством, и лейтенант Ласточкин проводил время отпуска, по сути дела, за границей, хотя в последние два года жена сама приезжала к нему вместе с дочерью в Россию.
Капитан Радиолов дважды перечитал историю этой семьи, живущей на две недружественные и даже антагонистические страны. Но в силу профессии военного разведчика он умел читать и между строк. В простой армии, даже в тех же воздушно-десантных войсках, к подобному отнеслись бы с прохладцей, и офицера могли бы попросту «выжить» на «гражданку». Радиолов сам знал несколько аналогичных случаев, когда брак с иностранкой ставил крест на карьере офицера. Тем более что Литва давно уже стала членом НАТО. Но, скорее всего, у командования военной разведки были связанные с Ласточкиным далеко идущие планы, и оно не возражало против подобной семейной жизни старшего лейтенанта. Планы эти, естественно, были на длительный срок «заморожены», но как вариант использования офицера все же хранились.
Капитан Радиолов при этом допускал, как встречный вариант, что о существовании у Лии мужа – офицера российской военной разведки – знали и в разведывательном управлении Генштаба Литвы, следовательно, знали и в разведывательном управлении НАТО, так что через жену Ласточкина вполне могли бы завербовать. А наличие дочери, гражданки Литвы, упрощало этот процесс. И это значило, что, завербован он или нет, ко всем действиям снайпера группы следует присматриваться с тройным вниманием.
Настроения изучение личного дела своего подчиненного капитану Радиолову не подняло, впрочем, и не испортило, только озадачило. Подозревать человека, которого хорошо знаешь и на которого хотел бы положиться в трудной ситуации, не слишком приятно, и потому Радиолов решил подозрения отложить в дальний, грубо говоря, ящик памяти, не забыть о них, но и не форсировать события разбирательством…
Глава шестая
Вернувшись в свою комнату, Радиолов обнаружил, что дверь открыта, хотя ему казалось, что он закрывал ее на ключ. Сразу пройдя к столу, он положил ладонь на свой ноутбук, и он показался излишне теплым. Правда, падавшие сквозь стекло прямые солнечные лучи тоже могли нагреть корпус. Не помня точно, закрывал он дверь на ключ или забыл второпях, капитан решил никому ничего не говорить. Несправедливое обвинение порой бывает более обидным, чем даже справедливое. Радиолов поочередно обзвонил всех бойцов своей группы, вызвал к себе с двумя сотовыми трубками – со служебной и личной, но объяснять, что такое странное приказание означает, не стал. В дополнение приказал захватить все личные вещи, которые раньше планировалось оставить в комнате, в том числе и гражданскую одежду и даже туалетные принадлежности, которые не планируется взять с собой. Решил при этом, что заведующий вещевым складом сам все объяснит. Свои вещи вместе с ноутбуком капитан тоже уложил в вещмешок. Он должен первым показать пример выполнения приказа. Так, дескать, действовать требует инструкция.
