Этим признанием обнажались, как об этом заставляют думать факты, два коренных изъяна всей системы обороны архипелага, которые, действуя по принципу домино, вскоре должны были всю эту систему привести к полному крушению. Первым были грубые ошибки, вызванные запоздалостью и неспешностью работ, и в этом, как своим друзьям-эмигрантам объяснял А.Н. Щеглов, главным виновником был А.В. Колчак. Это он при разборке плана войны 1912 г. не настоял или не находил нужным включить архипелаг в систему обороны подходов к Финскому заливу. Их вместе с Передовой позицией минных заграждений приходилось запоздало, при острой нехватке средств и рабочих рук, создавать во время войны. Вследствие этого углублением канала в Моонзунде занялись всерьез только в 1916 г. и потому, не сосредоточив должного состава дноуглубительных средств, не успели завершить работы к 1917 году. А в год революции о канале и вовсе забыли.
В то же время, не завершив стратегически важный Моонзундский канал, часть сил отвлекли на углубление имевшего сомнительную ценность пролива Соэло-Зунд (между островами Даго и Эзель). Удобный для выхода миноносцев в море, он оказался также удобным и для германских легких сил. Оказавшись в руках немцев, этот пролив позволил им отвлечь все силы обороны для сдерживания прорвавшихся на Кассарский плес германских миноносцев.
Вторым просчетом стало применение открытых установок 12-дм батарей у Цереля (на юге Эзеля) и у мыса Тохкона (на севере Даго). Живучесть таких батарей была несопоставима с живучестью башен, которые сооружали на о. Нарген близ Ревеля и которые с увлечением продолжали сооружать для так и не вошедших в строй линейных крейсеров. Расплатиться за подобные легкомыслие и экономию пришлось вскоре самым жестким образом. Катастрофой должны были обернуться и немыслимо облегченные погреба боеприпасов этих батарей с деревянными дверьми вместо броневых. Все эти опасные для обороны технические решения в условиях огромного превосходства немецкой авиации грозили обрушить всю оборону при любом удачном попадании вражеского снаряда или авиабомбы.
Немногие части и прежде всего "батальоны смерти" сражались с упорством и мужеством во главе со своими офицерами. Из них особенную стойкость и геройство проявили Ревельский "батальон смерти" капитана 2 ранга П.О. Шишко, отдельные корабли и десантные отряды, некоторые тральщики. Безвестными героями погибали в лесах Эзеля солдаты тех частей, где каким-то чудом офицерам удалось сохранить высокий боевой дух, чувство воинского долга и верность присяге.
Но дисциплина на кораблях отсутствовала, и у матросов было сознание полной безответственности и уверенности, что они все могут сделать со своими начальниками. И потому команда "Славы’’, следуя примеру "Петропавловска", не задумалась 3 сентября подвергнуть своих офицеров той же процедуре вторичной подписке в верности, а старшего судового механика (инженер-механика капитана 2 ранга) Леонида Федоровича Джелепова (1872-после 1932) за отказ от этого, незамедлительно заточили в карцер. Так на "Славе" никого не смутило даже то, что свои права гражданина перед ними отстаивал старейший среди них по возрасту боевой офицер, участник событий в Китае в 1900-1901 г. (на броненосце "Наварин"), плававший на крейсерах "Дмитрий Донской" и "Владимир Мономах" (1901-1902 гг.), броненосце "Император Николай I" (в 1902 г.), прошедший Цусиму в героическом бою на броненосце "Адмирал Ушаков", бывший под огнем японцев при гибели корабля, из воды ими вытащенный и переживший японский плен. Не посчитались ни с заступничеством офицеров и командира. От расправы механика спасла лишь отправка его на следующий день на миноносце в распоряжение штаба в Гельсингфорсе. Какова была дальнейшая судьба офицера – сведений в истории не встречается.
13 сентября с какой-то необъяснимой быстротой у вешки № 4 у Цереля затонул подорвавшийся на мине (подозревали, что она была поставлена с катеров или гидросамолетов) эсминец "Охотник". Его команда, как со слов очевидцев рассказывал Г.К. Граф, в мгновение ока заняла места в уцелевших шлюпках. "Никто и не подумал предложить места офицерам, они же, считая для себя недопустимым просить об этом, молча наблюдали за уходящими шлюпками. Миноносец погружался, и скоро вода подступила к палубе, на которой стояли офицеры…".
Сегодня, пусть и почти со столетним опозданием, документы позволяют уточнить и дополнить приводившийся Г.К. Графом список погибших. Это были избранный командой в командиры старший лейтенант Г.В. Фокс (1884-1917), старший лейтенант Г.В. Огильви 3-й (1889-1917), артиллерийский офицер дивизиона лейтенант В.К. Панферов (1891-1917), мичманы В.А. Лебедев (1896-1917) и М.Н. Лисаневич (1897-1917), инженер- механик лейтенант М.Н. Бобылев (1881-1917), доктор надворный советник С.П. Смирнов (1870-1917).
Гибель "Охотника" особой болью должна была бы отразиться на "Славе", ведь лейтенант Огильви 3-й совсем недавно перешел на миноносец с должности вахтенного начальника. Панихида по погибшим на "Охотнике" и на Церельской батарее состоялась в Гельсингфорсе 20 сентября. Как записывал И.И. Ренгартен, "офицеров было много, команды – 15-20 человек, да и то со своего 4-го дивизиона, одни не пришли, оттого, что революционные друзья могли поднять их насмех за "отсталость", другие, замечал И.И. Ренгартен, "просто не доросли до чувства истинной солидарности людей и сочувствия их горю".
Памятным стало и происшествие, случившееся на рейде Куйваста 20 сентября 1917 г. "Хамейшее хулиганство и глумление" (запись И.И. Ренгартена следующего дня) над порядком службы, культуры и дисциплины позволила себе команда эсминца "Победитель", которая в ответ на сигнал о неудовольствии со стороны начальника Морских Сил Рижского залива за вход на рейд большой скоростью (отчего были оборваны швартовы и шланги питания кораблей у пирса) под брейд- вымпелом начальника 11 дивизиона подняла сигнал: "Флот страдает от качки". Большинство кораблей на рейде не постеснялось этот издевательский сигнал отрепетовать. Это и заставило М.К. Бахирева и начальника минной дивизии Г.К. Старка (1878-1950, Париж) подать командующему флотом рапорты об освобождении их от должностей. Немногим раньше подобное решение хотел принять и командир "Славы" В.Г. Антонов.
Стало вконец невыносимым, как в этом признался адмиралу командир В.Г. Антонов, в любое мгновение при всякой острой ситуации ожидать, что команда откажется выполнять боевой приказ (так и произошло 30 сентября с заградителем "Припять" – P.M.) и в случае неисполнения ее желания перережет его и офицеров". То же происходило и на других кораблях, где некоторые офицеры и даже командиры из- за нервного расстройства должны были их покинуть.
Слывшая "самым беспокойным кораблем", "Слава" осталась при своем, хотя и в конец изнервничавшем и часто прихварывавшем командире. В согласии с командующим флотом решили не искать ему замену, "так как трудно было найти охотника командовать "Славой", да и команда корабля не всякого командира приняла бы". Тем временем, не имевшее примеров в истории, гигантское по своим размаху и результатам разложение России и ее вооруженных сил уже было близко к завершению. Тогда-то и пришло время осуществления тщательно разработанного в Берлине плана, который в конечном счете должен был вывести Россию из войны. Операции не без умысла дали название "Альбион". Бездействие английского флота в Северном море должно было прикрыть высадку германского десанта на островах Балтийского архипелага. Обрушив позиции северо-западного фронта, Германия открывала путь своим войскам на Петроград.
