За спиной Арабеллы послышались настойчивые и громкие шаги. Разумеется, Шараф Ага вновь пришел проведать свою полонянку. Увидев Арабеллу совершенно спокойную, управитель гарема невольно улыбнулся: – Пусть Аллах помилует, мадам. Я не ожидал Вас увидеть в таком прекрасном состоянии.
– Возможно, Вы думали, что я кинусь на Вас, как бешеная кошка? Нет. Ошиблись, – язвительно усмехнулась мадемуазель, поглядывая через плечо на господина. Она почти выучила арабский язык и без труда могла на нем разговаривать, но предпочла сказать эти речи на латыни, чем открыто демонстрировала свою ненависть к мусульманам.
– Миледи, я волнуюсь за Вас. Последнее время Вы так бледны.… Не дай Аллах, с Вами что– то случится.
Девушка резко повернулась. Ненависть ярким огнем горела у нее в сердце: – У Вас совершенно нет совести! Лишив меня ребенка, Вы смеете нагло справляться о моем здоровье! Если честно, то я никогда не думала, что человек может так хладнокровно убить невинное дитя, которое хотело увидеть лучик солнца и ощутить теплоту матери! – на последних словах голос француженки задрожал и она, заплакав, побежала по деревянной лестнице. В темном коридоре молодая женщина увидела Мариджана, который склонился в низком поклоне:
– Госпожа, мое приветствие, – хорват безмерно уважал Арабеллу. Несмотря на то, что она была обычной рабыней, слуга обращался с ней, как с султаншей повелителя: – Госпожа, что с Вами? Вы плачете? – нахмурился раб.
Молодая женщина кинулась к Мариджану, крепко обнимая его. Слезы струями текли по ее лицу. Мужчина невольно прильнул к ее волосам, вдыхая их аромат. Юноше хотелось сделать все для того, чтобы больше никогда соленые капли не умывали лицо этого нежного ангела. Подняв голову, хорват посмотрел в тусклые, почти бесцветные глаза гедиклис
[11]: – Почему Вы плачете? Что случилось?
– Мариджан, прошу, спаси меня. Увези отсюда! Я не стану наложницей арабского тирана!
– Леди, что я могу сделать? Если бы я мог…. Вы не хуже меня знаете, что ожидает беглецов. Если нас схватят при побеге, то тогда казнь возьмет нас в свои объятия. Я прошу Вас, смиритесь. От судьбы еще никому не удалось уйти.
– Одумайся. Чего ты от меня требуешь, Мариджан? Как я могу войти во дворец человека, из-за которого сердце моего малыша больше не бьется? Я ни за что не стану себя унижать, чтобы получить чье-то одобрение. Но, как я вижу, даже ты холоден ко мне. Жаль…очень жаль, – дочь герцога собралась уходить, но хорват схватил ее за руку:
– Не гневайтесь, миледи. Я не хотел нанести Вам удар своими словами…. Просто,… порой очень не хватает человека, с которым мог бы поговорить честно, и открыто, ничего не скрывая за лживой маской притворного счастья.
– Я понимаю. Приходи сегодня ко мне вечером. Только будь очень осторожен, – мадам де Фрейз попыталась улыбнуться, чтобы своим добрым взглядом растопить тот лед, который взял в плен несчастное и разбитое сердце раба.
Мариджан еще долго смотрел ей вслед. Эта прекрасная, задумчивая, единственная такая на белом свете повелительница мужских сердец и мыслей, сильная и роковая, трогательная и хрупкая, жестокая и коварная, самовольная и дерзкая, любящая и возлюбленная…. Такой он представлял властительницу бесплодных желаний и мечтаний. Мужчина в своих глубоких раздумьях представлял, как заключает свою возлюбленную орхидею в сильные и страстные объятия, как ласкает своими руками, как целует горячими губами! Все это было будто бы хрустальным, таким трогательным и хрупким, что в любой момент можно уронить и с ужасной печалью наблюдать за разбитыми осколками.
Только сейчас хорват уловил себя на мысли, что поистине полюбил Арабеллу так сильно, как не любил даже Асию Хатун, девушку, которая рискую собой, своей жизнью и честью, смогла отдать себя в сети незаконной любви. Но Асия была чересчур легкомысленна, послушна и покладиста, с такой интересно лишь провести одну-две ночи под открытым небом на смятой траве. Да и что ему могла дать рабыня-кухарка, несколько раз уже изнасилованная просто для телесной утехи мужчин? Та Хатун, потерявшая честь и гордость, не могла быть важнее прекрасной мадемуазель, которая за небольшое время добилась гораздо больше, чем просто уважения со стороны простолюдинов. Когда дочь герцога стала фавориткой могущественного монарха, именно в то время по всей Европе «пошли» слухи о неземной красавице.
«Теперь та, которая заворожила самого короля, станет моей», – сладко и как-то мстительно подумал молодой человек.
Вечером слуга, одетый в расшитую цветной нитью тунику и замшевые панталоны, отправился в каюту к мадемуазель Арабелле. Переступив порог ее комнаты, Мариджан увидел молодую женщину. Девушка стояла около окна, с улыбкой наблюдая за слугой. Раб замер, увидев удивительную красоту, возникшую перед хмурым взором серых глаз, которые уже долгое время не видели ничего прекрасного. Арабелла была одета в шелковое платье, которое волнами ниспадало на деревянный пол. Длинные рукава, украшенные серебряными узорами, грациозно подчеркивали тонкие запястья, глубокое декольте обводило полные линии нежной груди. Обнаженную спину переплетали золотые нити, украшенные драгоценными камнями. Это одеяние было похоже на наряды женщин Востока. Мусульмане любили утонченные вещи, сделанные с особым вкусом. И поэтому, европейцы отзывались о них, как о жестоких, но изысканных служителях другой веры.
Мариджана покорило не только пышное убранство женщины, но и ее великолепное лицо, казавшееся на фоне лунного света молочно-белым. Голубые глаза виднелись из-под линий густых и бархатных ресниц. Теперь же молодой человек видел пред собой не ранимую птицу, а дерзкую розу. Все это великолепие и сила Арабеллы делали ее желанной и прелестной.
– Проходи, Мариджан. Я приказала накрыть стол для нашего совместного ужина, – улыбнулась девушка, показывая своей грациозной рукой на диван.
Раб застенчиво посмотрел на хрустальный стол, на котором располагались восточные блюда: ореховая пахлава с клубничным кремом, суп с бараниной, медовая нуга, лукум и гранатовый щербет. Еда всех мусульман была очень вкусная и особенная. Но хорват, так и не приняв к сердцу чужую веру, предпочитал европейскую пищу. Не зная про это, молодая женщина удивленно посмотрела на раба: – Почему ты стоишь?
– Госпожа, я не хотел Вас обидеть, но… я никогда даже не прикасался к блюдам подлых мусульман!
От неожиданности дочь герцога воскликнула: – Что?! Разве ты не принял ислам?!
– Всем хотелось в это верить, но, к сожалению, я не смог понять чужую веру. Меня навернули в нее еще совсем юношей, приказали сказать заветные слова. Я произнес их, но в глубине души просил прощения у Иисуса Христа. Вы поймете меня, но…я не могу себя понять….
Мадам де Фрейз похлопала его по плечу: – На все воля Всевышнего. Но я вижу, как тебе плохо. Сомнения терзают твою душу. Но почему ты не уехал отсюда? Зачем долгие года жил в заточении, связывая себя узами рабства?
– Я не мог уйти. Шараф Ага не отпустил бы меня. Да и мой дом на корабле, и в Серале, – увидев округленные глаза мадемуазель, раб со вздохом добавил: – Да, сударыня. Когда господин в гареме, я вынужден тоже находиться там.
