Ногу в облегающих кожаных брюках.
— О боже, — простонала я и на миг закрыла глаза, сразу
догадавшись, кому принадлежит эта нога. Почему я? Почему подобные вещи
постоянно происходят именно со мной? Почему у меня в жизни ничего не бывает
легко и просто? Когда я снова открыла глаза, Дрейк уже держал трусы в руке и
медленно обводил толпу взглядом; наконец он заметил меня с нижним бельем.
С мыслью о том, чтобы ускользнуть незамеченной, можно было
попрощаться. Китаянка, собиравшаяся садиться в лимузин, остановилась и
вопросительно изогнула изящную бровь, затем окинула меня холодным, оценивающим
взглядом. Она представляла собой воплощенное совершенство — безукоризненная
кожа, блестящие прямые волосы, точеная фигура, уверенность в себе, которой у
меня никогда не было. Рядом стоял Дрейк, излучая чувственность (а это было его
обычным состоянием), — сплошные мускулы и мужественность.
И вот я. Я прекрасно знала, как выгляжу: потная,
раскрасневшаяся женщина, разменявшая четвертый десяток, в мешковатой футболке и
поношенных джинсах, непокорные курчавые волосы выбились из хвоста, и ни капли
косметики на лице.
Бесполезно. Тягаться с китаянкой мне было не по силам. Я
безнадежно проигрывала и прекрасно понимала это, но призвала на помощь чувство
собственного достоинства — точнее, то, что от него осталось после того, как мое
белье разлетелось по тротуару перед зданием вокзала Келети через десять минут
после прибытия в город. Вздернув подбородок, я зашагала к Дрейку, пытаясь унять
восторги некоторых интимных частей моего тела.
— По-моему, это мое, — обратилась я к нему и протянула руку.
Глубоко в его изумрудных глазах полыхнул огонь, но я
смотрела на его руку, не желая вновь оказаться в ловушке. Мне прекрасно было
известно, каким могуществом он обладает.
— Красивое белье. У тебя превосходный вкус, — несколько
хрипло заметил Дрейк, отдавая мне трусики. — «Виктория Сикрет»?
— Нет, — ответила я, позволив себе на миг встретиться с ним
взглядом. Клянусь, я заметила тонкую струйку дыма, вырвавшуюся из его ноздри. —
«Салон белья Грязной Нелли»
[2].
Портленд, Орегон. Спасибо. До свидания.
Он склонил голову набок. Я развернулась, не обращая внимания
на презрительное выражение лица женщины, и отправилась к Джиму, сторожившему
мой несчастный чемодан. Стоянка такси опустела; пока я охотилась за своим
бельем, пожилая пара уехала.
— Ничего не говори, — предупредила я Джима, присаживаясь на
корточки рядом с чемоданом и засовывая внутрь трусы и амулет. Я несколько раз
проверила молнию, удивляясь, каким образом цыганам удалось открыть замок;
очевидно, он был совсем хлипким. Рядом затормозило такси. — Просто молчи,
понятно?
— Я? Да я ничего и не говорю.
Я ждала. Джим жил у меня больше месяца, я знала, что он
совершенно не в состоянии оставить без комментария такое унизительное,
кошмарное происшествие, как приземление моих трусов на ногу моего бывшего
любовника.
— Но если бы я хотел что-то сказать, это было бы нечто
вроде: «Ну ты и обделалась!»
Лимузин пронесся мимо нас, негромко урча мощным мотором;
слава богу, тонированные стекла скрыли от меня лицо Дрейка, на котором, без
сомнения, отражалась смесь насмешки и удивления. Но мне не нужно было видеть
его лицо, чтобы понять, что он на меня смотрит. Я чувствовала это. Когда ты
являешься объектом внимания дракона, волосы у тебя на затылке сами собой встают
дыбом.
Глава вторая
— Никаких разговоров в такси, — вполголоса напомнила я
Джиму, вытаскивая из бокового кармана сумки венгерский разговорник. Полистав
книжку, я нашла раздел «Транспорт» и наклонилась к окошку автомобиля, чтобы
сказать шоферу, куда мне нужно ехать. — Так, посмотрим... Скажите, пожалуйста,
где почтовое отделение. Скажите, пожалуйста, где автовокзал. Скажите,
пожалуйста, где интернет-кафе. Ох, да что же это такое! Боже, я думала, здесь
найдется обычная фраза вроде «Отвезите меня, пожалуйста, в отель бла-бла-бла».
Но нет, это было бы слишком просто!
— Я не знаю отеля «Бла-бла-бла», но может быть, его
построили недавно? — донесся до меня голос с легким акцентом. Французским
акцентом.
Я выронила книжку и с раскрытым ртом уставилась на таксиста.
За рулем сидел темноволосый мужчина средних лет, и при виде его дружелюбной
улыбки мне захотелось прыгать от радости.
— Рене! Как? Ты... но это же... ты же живешь в Париже...
— Вот это клево! — прогнусил Джим. Он оттолкнул меня и,
поставив лапы на дверцу, пару раз как следует лизнул Рене в лицо. —
Благодарение богу, ты здесь. У нее уже все идет наперекосяк, а ведь мы только
что приехали.
— Джим! Рад снова тебя видеть. Спасибо за открытку из
Орегона. Я не знал, что ты умеешь писать.
Джим бросил на меня неприязненный взгляд.
— Больше не умею — с тех пор, как потерял палец. Я диктовал,
а Эшлинг писала.
Рене перегнулся через спинку сиденья и открыл заднюю дверцу.
Я встряхнула головой в полной растерянности:
— Ничего не понимаю. Ты же работаешь в Париже. А это
Будапешт. Эти города находятся очень далеко друг от друга.
Джим запрыгнул в машину. Я по-прежнему стояла на тротуаре,
сжимая ручку чемодана, и у моих ног шелестел страницами разговорник. Рене
ухмыльнулся, вылез из автомобиля и, осторожно расцепив мои пальцы, забрал
чемодан и положил его в багажник.
— Мой двоюродный брат Бела работает таксистом здесь, в
Будапеште. У него внезапно пошли камни из почек, а это очень больно, так что в
ближайшие две недели он не сможет садиться за руль. Я его замещаю.
— Замещаешь? — тупо повторила я, подбирая разговорник и
позволяя Рене усадить себя в такси. Джим высунул голову в окно; к счастью, при
этом его слюни стекали наружу, а не на грудь, как обычно. — Погоди-ка минутку.
Ты же говорил, что в августе едешь в отпуск с семьей? Почему тогда ты
работаешь?
Рене в очередной раз ухмыльнулся, садясь на свое место и
тщательно пристегиваясь. Я поспешила последовать его примеру. Мне уже
приходилось ездить с Рене, и я знала, что больше всего он любит гонять по
городу на безумной скорости; при этом пассажиров обычно швыряет из стороны в
сторону.
— Hein
[3],
моя жена с детьми в Нормандии. Там жарко, Эшлинг, страшно жарко. А дети... у
них каждый божий день какая-нибудь сыпь, солнечные ожоги и расстройство желудка
от мороженого и конфет, и моя жена постоянно вне себя, потому что пытается с
ними справиться. Всем этим ужасам я предпочитаю Будапешт и туристов.
Я откинулась на раскаленную спинку сиденья из кожзаменителя,
а Рене устремился в гущу движения.
— Ну что ж, не могу описать, как я рада тебя встретить. У
меня сегодня был ужасный день, просто ад какой-то.
