Он поднялся. На губах его промелькнула легкая усмешка; мне
показалось, что он потешается надо мной.
— В настоящее время — возможно. Но кто знает, что нам
готовит будущее?
Пока я силилась придумать ядовитый ответ, Габриэль ушел.
Несколько минут я стояла, перебирая в памяти его слова, пытаясь отыскать в них
намеки на то, что он собирается похитить меня у Дрейка, но не смогла вспомнить
ничего такого. Может быть, я неправильно поняла его?
— Еще одна загадка, которую мне предстоит разгадать, — со
стоном произнесла я, взяла свои вещи и вышла на улицу.
Тиффани ждала на скамейке у дверей.
— Доброе утро, Эшлинг. Какой сегодня замечательный день!
Солнце заливает золотым дождем счастья и радости веселые личики маленьких
цветов.
— Э-э-э... очень поэтично.
Она взяла меня под руку, Рене как раз въезжал на территорию
отеля.
— Ты ужасно выглядишь. У тебя под глазами темные круги, кожа
серая, а на голове макаронная фабрика.
Никто не умеет так повысить другу самооценку, как
жизнерадостная девственница.
— Прошу прощения? Она растопырила пальцы:
— Волосы торчат во все стороны.
— О! Взрыв на макаронной фабрике. Ага, понятно. Ну, ночка
сегодня была веселенькая.
— Понимаю, — кивнула она с самодовольным видом. — Да, это
нападение на Стража Нору. Я слышала о нем. Говорят, что ты призываешь злых
духов и заставляешь их нападать на Стражей, которые отказались взять тебя в
ученицы.
— Что? — пронзительно вскрикнула я, вырывая у нее руку. —
Люди говорят такое?
— Ну да. А ты разве не слышала? — На лице ее промелькнула
тень, затем она просияла и помахала кому-то у меня за спиной. — Карлос! Я
правда выгляжу том как тиу bonita chica?
[32]
Да? Я знала, что тебе понравится. Это Карлос, — объяснила она, обернувшись ко
мне — Ему ужасно нравится мой образ «Невинные глазки».
— Как и всем нам, Тиффани, но, если ты не возражаешь, давай
вернемся к нашему разговору. Скажи, где ты слышала сплетни о том, что я
укокошила Стражей, отказавших мне?
— Укокошила?
— Убила. Ликвидировала.
— Укокошила, — осторожно повторила она. — Люблю узнавать
новые слова. Давай ты будешь учить меня новым словам, а я взамен расскажу тебе,
как выглядеть ледяной принцессой; если ты постараешься как следует, сможешь
даже освоить образ «Смущенные глазки».
Рене остановился на полпути к отелю в конце вереницы
автомобилей и посигналил нам. Я помахала ему, показывая, что мы его заметили.
— Я буду учить тебя жаргонным словечкам столько, сколько ты
захочешь, но сначала, прошу тебя, ответь — кто рассказал тебе обо мне и злых
духах?
Тиффани, склонив голову, принялась рассматривать меня:
— У тебя грустные глаза. Тебе следует больше улыбаться и
делиться улыбкой с окружающими. Это сделает тебя счастливее.
Клянусь, я сосчитала до десяти, но раздражение никуда не делось.
Я заговорила сквозь зубы, произнося каждое слово как можно тщательнее:
— Кто... сказал... тебе... что... я... убиваю... Стражей?
— Та женщина с бессловесным мужем.
— С бессловесным... ты имеешь в виду Оракула Хэнка?
Она кивнула.
Марвабель. Как я сразу не догадалась? По какой-то причине
она имеет зуб на меня и преследует с того самого дня, как нашли тело Моа.
Когда мы ехали в ветклинику, Рене потребовал, чтобы ему
рассказали, о чем мы так серьезно беседуем. После того как Тиффани подробно
описала свои вчерашние похождения в качестве девственницы, я сообщила ему
последние новости о моих делах с Монишем, Норой и драконами.
— Есть над чем поломать голову, да? — заметил он, въезжая на
стоянку у ветеринарной лечебницы. — Но очевидно одно: ты должна сделать все
возможное, чтобы прекратить нападения инкубов.
— Хорошо бы, — сказала я несколько уныло. — Хотела бы я
знать, что во мне есть такого, что их притягивает. Я просто не понимаю, почему
все считают меня ответственной за это.
— Может быть, это совпадение, а может быть, то, что люди
называют судьбой?
— Судьба, — с отвращением фыркнула я; я уже по горло была
сыта разговорами о судьбе. — Какое отношение ко всему этому имеет судьба?
— Ты здесь, — загадочно произнес Рене, когда мы все
выбирались из машины. Он был серьезен, даже мрачен.
— Ты хочешь сказать, что я вызываю эти нападения просто
своим присутствием? — переспросила я, и негодование во мне росло с каждой
минутой. Сначала посторонние люди обвиняют меня в убийстве Стражей, а теперь
Рене намекает, что я оккультный вариант Тифозной Мэри? — Ты хочешь сказать, что
это похоже на предсказания Паоло — если он произносит что-то вслух оно
сбывается, то есть инкубы нападают на женщин просто потому, что я поселилась в
этом отеле?
— Нет, — мягко ответил он. — Мне кажется, что ты оказалась
здесь потому, что ты единственный человек, который может все это остановить.
При этих словах мое негодование испарилось.
— Ой. А я об этом не подумала.
— Естественно, не подумала, — сказал он, слегка подталкивая
меня в сторону ветклиники. — А теперь пойдем за Джимом; обсудим ситуацию, когда
заберем его, ладно?
— Ладно. Спасибо тебе, Рене, за то, что относишься ко мне с
таким терпением. Я не хотела на тебя кричать, просто в последние несколько дней
в моей жизни творится сплошной кошмар.
— Ты устала, — сочувственно произнес он, когда мы
направились к дверям клиники. — А потом, ты же не француженка. Нужно делать на
это скидку.
Ветеринар через Тиффани заявил, что Джим находится в
удовлетворительном состоянии, а затем прочитал мне нотацию насчет того, как
преступно оставлять собаку без присмотра и позволять ей есть ядовитые растения.
Он помахал листком, извлеченным из горстки оленьего корма, который Рене
прихватил в парке, и объяснил, что это китайский тис — любимое лакомство оленей
и смертельный яд для собак.
Я вытерпела эту лекцию с подобающим сокрушенным видом,
понимая, что объяснять ситуацию совершенно бессмысленно. В конце концов я
рассыпалась в благодарностях перед ветеринаром и оплатила внушительный счет;
мне ужасно хотелось забрать отсюда Джима. Демон был не из тех, кто может долго
держать язык за зубами, а вчера, когда мы привезли его, у меня не хватило ума
шепотом отдать ему приказ молчать. Но поскольку охваченных ужасом сотрудников
видно не было, я решила, что Джим пока не произнес ни слова. Тем не менее я не
хотела испытывать судьбу дальше; определенно скоро демон должен был заговорить.
Мне совершенно не улыбалось объяснять, почему моя собака не
только ест олений корм, но также ругается, как извозчик, и обожает сальности.
Для одного дня у меня и так уже хватало забот.
