Я протиснулась мимо инкубов и побежала к небольшой комнатке,
где перед выступлением собирались докладчики. Тиффани, Рене и толпа инкубов
побежали за мной. Я подавила искушение спросить кого-нибудь из них, как они
могут бегать голышом, даже не придерживая рукой то, что болтается. Дверь в
подсобное помещение была заперта, но подалась, когда один из инкубов посильнее
ударил в нее ногой.
— Не пускай ее сюда, — велела я Рене и ворвалась в
комнатку.— Не ожидала встретить тебя здесь, отшельник Дьёрдь. Или мне следует
называть тебя «морфей Дьёрдь»?
Стена слева от меня представляла собой обтянутый тканью
деревянный каркас — ее можно было перенести, чтобы расширить зал. В углу, в
ужасно неудобной позе, скрючилась Нора, рядом с ней, загородив ее собой, сидел
Джим.
Дьёрдь держал за горло Марвабель, прижав к противоположной,
каменной стене; ноги ее болтались в нескольких сантиметрах от пола, она
отчаянно пыталась освободиться. Увидев инкубов, заполнивших тесное помещение,
Дьёрдь прищурился:
— Что вы здесь делаете?
Вперед вышел Якоб, расправив плечи и выпятив грудь, —
воплощение мужественности и уверенности в своей правоте.
— Мы восстали! Я хочу разводить лошадей. Петр хочет играть
на скрипке. Джеймс хочет работать в «Макдоналдсе» и делать большие гамбургеры.
Дьёрдь прорычал по-венгерски несколько слов, и пара инкубов
в страхе попятилась.
— Мне кажется, твои дни в качестве предводителя племенных
жеребцов подошли к концу, — заявила я, подходя к нему. — Твои парни больше не
желают прислуживать похотливым женщинам.
— Вообще-то... я хочу остаться. Работа неплохая, да и график
подходящий.
Якоб приказал младшему инкубу заткнуться.
— Марвабель уже красная, как свекла, — заметила я, кивая в
ее сторону. — Почему бы тебе не отпустить ее? Тогда мы сможем все обсудить.
— Она заплатит кровью за свое преступление.
— Ты так думаешь? Ладно, а как тебе вот это: у тебя твоя
бывшая подружка, но у меня Тиффани. Рене!
В дверях показались Рене и Тиффани. Дьёрдь охнул и выпустил
свою жертву, которая с грохотом шлепнулась на пол, словно мешок с кирпичами.
Она кашляла и хватала ртом воздух, держась за горло. Я хотела подойти к
Марвабель и посмотреть, все ли с ней в порядке, но боялась выпускать Дьёрдя из
виду.
— О моя прекрасная! Эта дьяволица не сделала тебе ничего
плохого?
Тиффани надменно взглянула на него:
— Привет, Дьёрдь. Я не знала, что ты инкуб. Ты, должно быть,
очень злое существо, если убиваешь женщин. Я не люблю плохих мужчин. Я не отдам
тебе свою добродетель.
Дьёрдь, на миг забыв о Марвабель, застонал и упал на колени:
— Моя драгоценная, моя прекрасная богиня, не верь лживым
россказням обо мне. Только ты обладаешь чистотой, которая может спасти мою
душу. Ты моя спасительница, моя мать, женщина, которая вернет мне жизнь.
— Джим, — прошептала я.
— Всё здесь, — прошептал он в ответ, подвинув мне пакет с
принадлежностями, купленными днем.
— Что с Норой?
— Все нормально, только утром у нее будет болеть голова.
— Замечательно, — ответила Тиффани Дьёрдю, затем на миг
замолчана, чтобы улыбнуться одному из инкубов. — Но я не хочу быть твоей
матерью. Если я стану матерью, это означает, что я перестану быть
девственницей. А это у меня лучше всего получается. Стыдно бросать такую
работу.
Я незаметно вытащила из пакета катушку красных ниток и
медленно, как бы невзначай, обошла Дьёрдя, волоча нить за собой по полу.
Марвабель с трудом удалось встать на колени, и она, цепляясь
за стену, пыталась подняться.
— Ты отдашь мне свою девственность, потому что иначе мне
грозит вечное проклятье! — воскликнул Дьердь, указывая на привалившуюся к стене
Марвабель. — Она похитила у меня мужскую силу! Она забрала ее с собой, когда
отвергла меня. Меня! Самого лучшего любовника в Доме Балинта! Я предлагал ей
вечное блаженство в моих объятиях и просил взамен всего лишь ее душу, но она
отказала мне, велела мне убираться, посмеялась надо мной, назвала меня
импотентом!
— Ничего себе! Так все это из-за комплекса неполноценности?
— переспросила я. — Ты убил двух ни в чем не повинных женщин и напал на третью
только потому, что одна из тысяч твоих любовниц не считала тебя лучшим?
— Но я был лучшим! Не было никого искуснее меня! Пока она не
отвергла меня. После этого я перестал быть мужчиной. Я ждал долгие годы, зная,
что придет день и она приползет умолять меня о прощении.
— Ни за что! — прохрипела Марвабель, хватаясь за запасную
кафедру для докладчиков. Она кое-как встала на ноги, затем снова рухнула на
пол. — Никогда я не унижусь перед тобой! Ты и наполовину не такой мужчина, как
мой Хэнк! Даже на треть!
Я выудила из пакета четыре сосуда и незаметно расставила их
вокруг Дьёрдя, ориентируясь на четыре стороны света. Он не обращал на меня ни
малейшего внимания, поглощенный разговором с Тиффани.
— Ты вернешь мне мужскую силу. Только чистота девственницы
может исцелить меня, и ты, моя богиня, мой цветок, мое сокровище, снова
сделаешь меня прежним.
Я сняла крышку с сосуда, стоявшего с южной стороны.
— Ладан для огня.
— Я уже говорила тебе, что не пожертвую ради тебя своей
чистотой, — возразила Тиффани. — Она бесценна, и я не могу с ней просто так
расстаться; хотя мне очень жаль, что ты несчастен. Возможно, если ты попробуешь
больше улыбаться, ты почувствуешь себя счастливее. Когда на меня нападает
грусть, я делюсь с людьми улыбкой, и мне всегда становится легче.
Следующим был сосуд, стоявший с западной стороны.
— Ртуть для воды.
— Нет. Я тебя просто так не отпущу, — прорычал Дьердь,
вскакивая на ноги. — Ты мое спасение. Точно так же, как она должна умереть, ты
должна отдать мне то, что снова сделает меня могущественным. Я думал, что
амулет вернет мне мужскую силу, но теперь я знаю истину — это можешь сделать
только ты.
— Фимиам для воздуха, — пробормотала я, открывая третий
сосуд.
— Никто не может тебя спасти, потому что спасать нечего, —
прокаркала Марвабель, наконец-то встав на ноги и покачиваясь из стороны в
сторону, словно пьяная. Она сделала пару шагов в сторону Дьёрдя. — Ты и раньше
был никчемным, постоянно хнычущим куском дерьма и таким же остался. Жалкий
импотент!
— Нет! — взревел Дьердь и ударил Марвабель. Она отлетела к
стене. Откуда-то раздался странный гул, похожий на гудение трансформатора.
Я осторожно обошла Дьёрдя и протянула руку к сосуду,
стоявшему с северной стороны от него.
— Золото для земли.
— С меня довольно! Моя милая крошка, прошу тебя, оставь нас,
пока я разберусь с этой ведьмой, с этой злобной фурией. А потом мы сможем жить
счастливо, и ты исцелишь меня.
