Ну как, звучит сбалансированно? Здоровье — это важно, Блю.
Ну вот, теперь я хочу есть. Прямо как когда был ребенком. Забавно же, как в детстве ты фантазируешь о всякой вредной еде? Это занимает все твои мысли. Ну, видимо, нужно быть озабоченным чем-то, пока не узнаешь о сексе.
Доктор Жак
ОТ: bluegreen118@gmail.com
КОМУ: hourtohour.notetonote@gmail.com
ДАТА: 14 ноября, 22:57
ТЕМА: Re: Сладкоежка?
Жак!
Я ценю твою заботу о моем здоровье. Будет непросто, но знаю, что тело скажет мне спасибо. Серьезно, «Орео» — объедение, с этим не поспоришь, и меню, которое ты составил, — великолепно. Хотя придется вычеркнуть ужин с «Орео» во фритюре. Однажды я съел жареные «Орео» на карнавале перед тем, как отправиться на аттракционы, и тем самым совершил огромную ошибку. Избавлю тебя от подробностей и просто скажу, что людям, которых быстро укачивает, нечего делать на каруселях. С тех пор я не могу смотреть на «Орео» во фритюре. Прости, что пришлось рассказать об этом. Понимаю, «Орео» много значат для тебя.
Признаюсь, мне нравится представлять, как ты фантазировал о вредной еде в детстве. А еще мне нравится представлять, как ты фантазируешь о сексе в настоящем. Поверить не могу, что написал это. Поверить не могу, что отправляю.
Блю
9
Ему нравится представлять, как я фантазирую о сексе.
Вряд ли мне стоило читать это на ночь. Я лежу в кромешной тьме, снова и снова перечитывая эту строчку в своем телефоне. Внутри все дрожит и сжимается — всему виной это письмо. Я возбужден. Это странновато. И сбивает с толку. В хорошем смысле. Блю обычно очень осторожен с тем, что пишет.
Ему нравится представлять, как я фантазирую о сексе!
Я думал, только у меня появляются подобные мысли о нас.
Интересно, какой была бы наша личная встреча после всех этих писем? Стали бы мы вообще разговаривать? Или сразу перешли бы к делу? Думаю, я могу это представить. Блю в моей спальне, и мы наедине. Он садится рядом со мной на кровать и смотрит на меня своими глазами цвета морской волны. Глазами Кэла Прайса. А потом прикасается к моему лицу и вдруг целует.
Мои руки поднимаются к лицу. Ну, то есть моя левая рука. Правая рука занята.
Я вижу эту картину. Его поцелуи не похожи на поцелуи Рэйчел, Анны или Карис. Даже близко. Они из какой-то другой стратосферы. Я чувствую электрические покалывания во всем теле, мозг превратился в вату, и я почти уверен, что слышу свое сердцебиение.
Мне надо быть очень-очень тихим. Нора спит за стеной.
Его язык у меня во рту. Его руки скользят мне под рубашку, и он проводит пальцами по моей груди. Я уже близок. Почти невыносимо. О боже. Блю.
Мое тело превращается в желе.
* * *
В понедельник Лиа перехватывает меня, как только я ступаю на территорию школы.
— Привет, — говорит она. — Нора, я забираю его.
— Что такое? — спрашиваю я.
Земля здесь идет под уклон, и бетонное ограждение вокруг школы местами оказывается настолько низким, что частенько служит мне подставкой для задницы.
Лиа избегает моего взгляда.
— Я сделала тебе сборник, — говорит она, протягивая мне диск в прозрачном пластмассовом футляре. — Можешь перекинуть его на плеер, когда вернешься домой. Как хочешь.
Я переворачиваю диск. Вместо списка песен Лиа сочинила хокку:
Морщинист и сед.
И ты уж прости, Саймон,
Но ты жесть как стар.
— Лиа, это прекрасно.
— Ага, ладно. — Сидя на ограждении, она отодвигается, опирается на руки и смотрит на меня. — Хорошо. Все в порядке?
Я киваю:
— Ты про?..
— Про то, как вы бросили меня на хоумкаминге.
— Мне правда жаль, Лиа.
Уголки ее губ медленно ползут вверх.
— Тебе ужасно повезло, что сегодня твой день рождения.
А потом она достает из сумки праздничный колпак, надевает его мне на голову и добавляет:
— Прости, если я погорячилась.
В обед в столовой меня ждет огромный торт. На всех при этом праздничные колпаки. Такова традиция. Никто не получает свой кусок торта, пока не наденет колпак. Гаррет, похоже, претендует сразу на два куска: у него на голове, как рога, красуются два колпака.
— Са-а-аймон, — произносит Эбби (хотя, скорее, поет своим низким голосом с хрипотцой). — Закрой глаза, вытяни руки.
Я чувствую что-то очень легкое на ладони. Открываю глаза и вижу бумажный галстук-бабочку, раскрашенный карандашом золотого цвета.
Несколько человек за другими столами смотрят на нас, и я понимаю, что улыбаюсь и краснею.
— Мне надеть его?
— Ну да, — говорит Эбби. — Без вариантов. Золотая бабочка для твоего золотого дня рождения.
— Какого-какого?
— Золотого. Семнадцатый день рождения семнадцатого числа, — отвечает она, театрально задирает подбородок и протягивает руку. — Николас, скотч!
Бог его знает, сколько времени Ник держал три кусочка скотча на подушечках своих пальцев. Честное слово, он будто ее обезьянка.
Эбби прикрепляет ко мне бабочку и тыкает пальцами мои щеки. Последнее она делает на удивление часто, потому что утверждает, что у меня очаровательные щечки. Что бы это ни значило.
— Скажи, когда будешь готов, — говорит Лиа.
Она держит пластиковый нож и стопку тарелок, и, кажется, старается не смотреть ни на Ника, ни на Эбби.
— Полностью готов.
Лиа разрезает пирог на аккуратные небольшие квадраты, и кажется, будто в атмосферу выплескиваются волшебные волны наслаждения. Угадайте, какие нерды стали сегодня самыми популярными ребятами в школе?
— Нет колпака — нет торта, — устанавливают правила с другого конца стола Морган и Анна.
Пара человек складывают колпаки из тетрадных листов, а один парень даже умудряется водрузить себе на голову коричневый пакет из-под обеда как поварской колпак. Когда речь заходит о тортах, люди теряют всякий стыд. Прекрасная картина.
Сам торт настолько идеален, что я знаю, это дело рук Лии: наполовину шоколадный, наполовину ванильный (никогда не могу выбрать между ними двумя) и с той удивительно вкусной глазурью из «Пабликс»
[22]. Но не красной. Лиа знает мое мнение на этот счет: красная глазурь слишком красная на вкус.
