— Грузится, — говорю я. — Окей. Готово. И что?
— Можно я сяду рядом? — спрашивает Нора.
— На кровать?
Я поднимаю на нее взгляд.
— Ага.
— Ну, ладно.
Она забирается на кровать рядом со мной и смотрит в экран.
— Листай вниз.
Я листаю вниз. И останавливаюсь.
Нора оборачивается ко мне.
Просто охренеть.
— Ты в порядке? — негромко спрашивает она. — Мне жаль, Сай. Я подумала, ты захочешь знать. Я так понимаю, ты этого не писал.
Я медленно качаю головой.
— Нет, не писал.
24 декабря 10:15
ОТКРЫТОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ САЙМОНА СПИРА ДЛЯ ВСЕХ ПАРНЕЙ
Глубокоуважаемые парни Криквуда!
Настоящим посланием я заявляю, что я гей в кубе и готов к сотрудничеству. Заинтересованные стороны могут обратиться ко мне напрямую, чтобы обсудить подготовку к анальному заднепроходному сексу. Или БЛЮнету. Только я не люБЛЮ, когда дразнят, а потом не дают. Дамочек прошу не беспокоить.
На этом все.
— Я уже пожаловалась на этот пост, — говорит Нора. — Его удалят.
— Но народ его уже прочитал.
— Ох, не знаю… — Она на мгновение замолкает. — Кто мог такое опубликовать?
— Тот, кто не знает, что «анальный заднепроходный секс» — речевая избыточность.
— Совсем крыша поехала, — заключает Нора.
Ну да, я знаю, кто опубликовал этот пост, и, наверное, должен быть рад, что он не выложил свои долбаные скриншоты. Только эта хитрая гребаная отсылка к Блю делает Мартина величайшей, грандиознейшей скотиной на свете. Господи, а что, если Блю прочитает?
Я захлопываю ноутбук и спихиваю его на кресло. Потом откидываю голову назад, а Нора прислоняется к спинке кровати. Идут минуты.
— Ну, вообще это правда, — наконец говорю я. Я не смотрю на нее. Мы оба уставились в потолок. — Я гей.
— Я догадалась, — отвечает она.
Теперь смотрю.
— Правда?
— По твоей реакции, наверное. — Она моргает. — Что будешь делать?
— Ждать, когда пост удалят. А что я еще могу делать?
— Но ты расскажешь людям?
— Думаю, Ник и Лиа уже прочитали, — медленно говорю я.
Нора пожимает плечами.
— Можешь все отрицать.
— Окей, я не собираюсь ничего отрицать. Мне не стыдно.
— Хорошо, ну я же не знала. Ты ведь ничего не говорил до сегодняшнего дня.
О боже. Серьезно?
Я сажусь.
— Ладно, нихрена ты не понимаешь.
— Прости! Господи, Саймон, я просто пытаюсь… — Она смотрит на меня. — Конечно, стыдиться не стоит. Ты же понимаешь это, да? И мне кажется, большинству будет все равно.
— Я не знаю, что у людей в головах.
Она делает паузу.
— Расскажешь маме и папе? И Элис?
— Не знаю, — вздыхаю я. — Не знаю.
— У тебя телефон вибрирует, — замечает Нора и передает его мне.
Пять сообщений от Эбби.
Саймон, ты как?
Позвони, как сможешь, ок?
Ок. Не знаю, как бы это сказать, но зайди на тамблер. Люблю.
Но знай, я никому не рассказывала. Я бы ни за что никому не рассказала. Я тебя люблю, ок?
Позвони мне?
* * *
А потом наступает Рождество. Раньше в этот день я просыпался в четыре утра в сумасшедшем приступе жадности. Не важно, насколько тщательно я искал подсказки (а искал я тщательно, не сомневайтесь), — Санта был просто ниндзя. Ему всегда удавалось удивить меня.
Вот и в этом году я получил бесподобный сюрприз. И тебе, Мартин, благих, сука, вестей.
В семь тридцать я спускаюсь вниз, и внутри меня что-то ворочается и сжимается. Свет выключен, но в окна гостиной ярко бьет утреннее солнце, а на елке сияют лампочки. Пять набитых рождественских чулок слишком тяжелы для каминной полки и лежат на диванных подушках. Единственный, кто бодрствует, — Бибер. Я быстренько выгуливаю его по нужде и кормлю завтраком, а потом мы вместе лежим на диване и ждем.
Я знаю, что Блю сейчас в церкви с мамой, дядей и кузенами, как и вчера вечером. За два этих дня он проведет в церкви больше времени, чем я за всю свою жизнь.
Забавно. Я не думал, что каминг-аут будет большой проблемой, но теперь предпочел бы оказаться в церкви, а не дома, где собираюсь осуществить свой план.
К девяти все проснулись: варится кофе, и на завтрак мы едим печенье. Элис и Нора читают что-то в телефонах. Я наливаю кофе себе в чашку и добавляю гору сахара. Мама наблюдает, как я его размешиваю.
— Не знала, что ты пьешь кофе.
Ну вот опять. Она делает это каждый гребаный раз. Они оба. Загоняют меня в рамки, а когда я пытаюсь их раздвинуть — толкают обратно. Как будто мне ни в чем нельзя меняться.
— А я пью.
— Ладно-ладно. — Мама поднимает руки, как бы говоря: «Полегче, приятель». — Все нормально, Сай, просто непривычно. Пытаюсь угнаться за тобой, только и всего.
Если она думает, что моя любовь к кофе — это грандиозная новость, утречко будет охренительным.
Мы идем открывать подарки. Блю рассказывал, что в его семье подарки открывают по очереди и все родственники сидят и наблюдают друг за другом. Откроют несколько — и прерываются пообедать или типа того. Так цивилизованно. У них целый день уходит на то, чтобы развернуть все лежащие под елкой подарки.
Но у Спиров все по-другому. Элис, пробираясь под елку на корточках, начинает передавать мешки и коробки, и все говорят одновременно.
— Чехол для электронной книги? Но у меня нет…
— Вторая коробка, милая.
— О-о, кофе из «Авроры»!
— На другую сторону, кнопыш. В Уэслианском их все носят.
Через двадцать минут кажется, будто в гостиной взорвался магазин подарков. Я сижу на полу, прислонившись к дивану, и наматываю провода своих новых наушников на пальцы. Бибер держит между лап галстук-бабочку, кусает и дергает его. Весь народ так или иначе расселся по комнате.
Очевидно, настал мой момент.
Хотя, если бы момент в самом деле принадлежал мне, всего этого бы не происходило. В смысле, не сейчас. Не сегодня.
— Эй, ребята, я хочу вам кое-что сказать.
Я пытаюсь говорить непринужденно, но голос мой напряжен. Нора смотрит на меня, еле заметно улыбается, и мой желудок делает сальто.
