Я захлопываю шкафчик, и замок тихо щелкает.
— Ну хорошо, — говорит Эбби. — Но все равно жалко. Это я виновата.
— В чем виновата? — Нас догоняет Ник.
— Саймон под домашним арестом, — поясняет Эбби.
— Ты тут ни при чем, — говорю я. — Это я напился и гордо предстал перед родителями.
— Не лучшее решение, — кивает Ник.
Я смотрю на него. Что-то в нем изменилось, но я никак не пойму что. И тут до меня доходит: руки. Они держатся за руки. Я резко вскидываю голову, и Эбби с Ником смущенно улыбаются. Ник пожимает плечами.
— Так-так-так, — говорю я. — Кажется, вы, ребята, не слишком скучали по мне в пятницу.
— Не слишком, — соглашается Ник.
А Эбби утыкается лицом ему в плечо.
* * *
На уроке французского я выведываю у Эбби подробности.
— Как это случилось? Расскажи мне все. C’etait un surprise, — добавляю я, когда рядом проходит мадам Блан.
— C’était une surprise
[52], Симон. Au féminin
[53].
Преподавателей по французскому просто нельзя не любить. Они придают такое большое значение мужскому и женскому роду, но при этом имя мое произносят как «Симон».
— Э-э, nous étions
[54]… — Эбби улыбается мадам Блан, а когда та удаляется, продолжает: — Короче, когда мы тебя оставили, я немного расстроилась из-за того, что твоя мама подумала, что я села за руль пьяной.
— Она бы не дала тебе уехать, если бы так думала.
— Ну да, но все же. Не знаю. В общем, мы уехали, но в итоге остановились около Ника — на случай, если родители все-таки тебя отпустят.
— Да, извини, но там было без шансов.
— Я понимаю. Было как-то странно тебя бросать. Мы сначала тебе написали, а потом еще немного подождали…
— Извини, — повторяю я.
— Ничего страшного, — говорит Эбби и расплывается в улыбке. — C’était magnifique
[55].
* * *
Обед проходит просто отлично: у Моргана, и у Брэма на выходных был день рождения, а Лиа строго следит, чтобы каждому достался огромный торт. Поэтому сегодня у нас два торта, и оба шоколадные. Правда, я так и не понял, кто их принес, потому что Лиа на ланч не пришла. Кажется, ее не было и на английском, и на французском.
Я машинально тянусь к карману, но вспоминаю, что телефон у меня отобрали. Тогда я наклоняюсь к Анне, которая, надев на голову сразу два праздничных колпака, поедает горку глазури с торта.
— Слушай, а где Лиа?
— Э-э, — тянет она, стараясь не встречаться со мной взглядом. — Она здесь.
— В школе?
Анна пожимает плечами.
Я пытаюсь не волноваться, но ни в тот день, ни на следующий Лию так и не вижу. Однако Анна утверждает, что она в школе. Самое странное, что машина ее действительно на парковке, и, когда мы выходим с репетиции, по-прежнему стоит у входа. Что происходит — непонятно.
Получить бы хоть весточку… Может, она шлет мне эсэмэски, а я даже об этом не знаю?
А может, и нет. Понятия не имею. В общем, отстой.
Но в четверг вечером на коротеньком перерыве перед репетицией я наконец-то ее вижу — она выходит из туалета в атриуме.
— Лиа! — кричу я и, подбежав, сжимаю ее в объятиях. — Ты где была?
Она напрягается всем телом. Я отстраняюсь.
— Э-э, все в порядке?
Она бросает на меня колкий взгляд:
— Я не хочу с тобой разговаривать. — И, одернув футболку, скрещивает руки на груди.
— Что? — Я замираю, уставившись на нее. — Почему?
— Это ты мне скажи, — огрызается она. — Как пятница? Классно потускли с Ником и Эбби?
Неловкая тишина.
— Я не знаю, что ты хочешь услышать, — говорю я. — Короче, прости.
— Не похоже, что ты сожалеешь.
Мимо нас, вопя во все горло, проносятся две девятиклассницы и ломятся в ближайший кабинет.
Мы молчим.
— Нет, мне правда жаль, — говорю я, когда дверь за ними закрывается. — Но если это из-за Ника и Эбби, то я не знаю, что сказать.
— Ну конечно, все на свете вертится вокруг Ника и Эбби… — Она смеется, качая головой. — Да мне пофиг.
— Так что тогда? Ты мне расскажешь? — спрашиваю я. — Или так и будешь язвить, не объясняя, в чем дело? Потому что, серьезно, если хочешь поиздеваться — вставай в очередь.
— Ой, бедняжка Саймон.
— Ладно, знаешь что? Забей. Я пошел на свою долбаную репетицию. А если вдруг тебе надоест разводить детский сад — ты знаешь, где меня искать.
— Отлично, — фыркает она. — Развлекайся. И передавай от меня привет своей лучшей подружке.
— Лиа. — Я оборачиваюсь. — Пожалуйста, перестань.
Она слабо качает головой, поджав губы и быстро-быстро моргая.
— Серьезно, все супер, — говорит она. — Просто в следующий раз, когда решите тусануть без меня, пришлите какие-нибудь фотки, что ли. Тогда я хотя бы смогу притвориться, что у меня все еще есть друзья.
А потом у нее из груди вырывается странный звук — такой сдержанный всхлип, и она, задев меня плечом, уходит.
И во время репетиции этот звук повторяется у меня в голове снова и снова.
30
Я добираюсь домой, и все, чего мне хочется, — бродить по улицам. Куда глаза глядят. Но правила таковы, что я даже выгулять свою чертову собаку не могу. Мне неспокойно и грустно.
Ненавижу, когда Лиа на меня злится. Ненавижу. Причем случается это довольно часто, потому что в общении с ней всегда есть какой-то скрытый эмоциональный подтекст, и я его вечно не улавливаю. Но сейчас все как-то иначе, чем обычно. Хуже. Она огрызалась на каждое мое слово.
А еще я впервые видел, чтоб она плакала.
Я ужинаю «Орео» и тостами с сыром, потому что родители еще на работе, а Нора снова не дома, и остаток вечера провожу, уставившись на вентилятор под потолком. Сил делать домашку совсем нет. Да и все равно ее никто с меня не спросит, потому что завтра — выступление. Я слушаю музыку, мне скучно, тревожно и, если честно, жутко уныло.
Около девяти вечера ко мне заходят родители: они хотят поговорить. А я-то думал, что хуже день уже не станет.
