— Скорее всего, — отвечает Ник.
— Это та самая футболка? — косится на меня Эбби.
— Что? — краснея, переспрашиваю я.
— Футболка, за которой мистер Пьяный-В-Стельку заставил меня тащиться через весь город.
— А… — отвечаю я. — Ага.
— Я так понимаю, что неспроста?
Я пожимаю плечами.
— Она как-то связана с парнем, которого ты выискиваешь? — продолжает Эбби. — Это ведь все из-за парня, да?
— С парнем, которого я выискиваю? — с трудом повторяю я.
— Саймон. — Она касается моей руки. — Ты явно кого-то ищешь. У тебя глаза бегают.
— Уф. — Я опускаю голову и закрываю лицо руками.
— Знаешь, быть романтиком не так уж плохо.
— Я не романтик.
— А, ну да, — смеется Эбби. — Совсем забыла. Вы же с Ником ужасные циники.
— Подожди, а я-то в чем виноват? — спрашивает Ник.
Эбби прижимается к нему, но смотрит на меня.
— Слушай, — говорит она, — я надеюсь, ты найдешь его. Ладно?
Ладно.
* * *
Но уже половина девятого, а я его так и не нашел. Или это он меня не нашел. Не знаю, что и подумать.
Я ему нравлюсь. По сути, об этом и говорилось в записке. Но он написал ее две недели назад — это меня убивает. Две недели футболка лежала у меня под подушкой, а я понятия не имел, что в ней спрятано. Знаю, это не новость, но я — грандиозный идиот.
Ну правда, за две недели я мог ему разонравиться.
Ярмарка закрывается через полчаса, и все мои друзья уже разъехались по домам. Мне тоже пора, но у меня есть еще несколько билетов на аттракционы. Большинство из них я трачу на аркадные автоматы, но последний откладываю, чтобы прокатиться на «Ракушках». Тут у меня меньше всего шансов встретить Блю, поэтому их я отложил напоследок.
Очереди на вход нет, и я поднимаюсь по ступенькам. «Ракушки» — это такие железные кабинки со сводчатыми крышами и рулем, который вращает кабинки вокруг своей оси. Сама платформа, на которой они располагаются, тоже движется по кругу, причем довольно быстро. В общем, весь их сакральный смысл в том, чтобы тебя замутило. Хотя, возможно, таким образом они помогают очистить голову.
В кабинке я один, хорошенько затягиваю ремни. В соседнюю забираются две девчонки, и оператор идет затворять калитку. Я откидываюсь на спинку сиденья и закрываю глаза. Тут кто-то садится рядом со мной.
— Можно к тебе? — спрашивает он, и я открываю глаза.
Это Милашка Брэм Гринфелд, с мягким взглядом и накачанными икрами.
Я ослабляю ремень, чтобы он тоже мог пристегнуться, и улыбаюсь ему. Не могу не улыбнуться.
— Классная футболка, — говорит он.
Кажется, нервничает.
— Спасибо, — отвечаю я. — Это Эллиотт Смит.
Оператор подходит к нам и опускает поручень, закрывая нас в кабинке.
— Я знаю, — говорит Брэм.
И есть в его голосе что-то такое… Я медленно поворачиваюсь к нему — и его карие глаза широко открыты.
Мы молча смотрим друг на друга. Я чувствую, как внутри меня все вытягивается в струнку.
— Это ты, — говорю я.
— Знаю, я опоздал, — отвечает он.
Вдруг раздается скрежет, и толчок, и вихрь музыки. Кто-то визжит, потом смеется, и аттракцион оживает.
* * *
Брэм сидит, закрыв глаза и опустив голову. Он молчит, зажав нос и рот ладонями. Я обеими руками держу руль, но он крутится сам собой и вращает кабинку по часовой стрелке. Наша «Ракушка» живет своей жизнью — просто вращается и вращается.
— Прости, — слабо произносит Брэм, когда она наконец останавливается. Глаза его все еще закрыты.
— Ничего, — говорю я. — Ты в порядке?
Он кивает, делает выдох и говорит:
— Да. Скоро приду в себя.
Мы отходим от «Ракушек» и садимся на обочину. Брэм наклоняется вперед, пряча голову между коленей. Я сажусь рядом. Чувствую себя неловко и дрожу, как будто пьян.
— Я только увидел твое письмо, — говорит он. — И был уверен, что ты уже ушел.
— Поверить не могу, что это ты, — говорю я.
— Это я. — Он открывает глаза. — Ты правда не знал?
— Понятия не имел, — отвечаю я.
Я рассматриваю его лицо. Губы едва соприкасаются, и кажется, достаточно легкого прикосновения, чтобы заставить их разомкнуться. Уши чуть великоваты, на щеке пара веснушек. И ресницы — невероятно длинные и черные, чего я никогда раньше не замечал.
Он поворачивается ко мне, и я быстро отвожу взгляд.
— Я думал, все так очевидно, — говорит он.
Я качаю головой.
Он смотрит прямо перед собой.
— Наверное, мне даже хотелось, чтоб ты понял.
— Тогда почему ты просто не сказал?
— Потому что… — начинает он, и голос его слегка дрожит.
Я невыносимо хочу к нему прикоснуться. Если честно, мне еще никогда ничего не хотелось так сильно.
— Потому что, если бы ты хотел, чтоб это был я, ты бы сразу догадался.
Я не знаю, что ответить. Я не знаю, так это или нет.
— Но ты никогда не давал мне подсказок, — наконец говорю я.
— Давал, — улыбается он. — Адрес моей почты.
— Bluegreen118, — протягиваю я.
— Брэм Люис Гринфелд. Блю Грин. И мой день рождения.
— Боже, какой я идиот.
— Неправда, — мягко говорит он.
Но это правда. Я идиот. Я хотел, чтобы Блю оказался Кэлом. А еще я, видимо, решил, что Блю — белый. И от этого мне хочется дать себе пощечину. Цвет кожи не должен по умолчанию быть белым, как ориентация — гетеросексуальной. В людях вообще ничего не должно быть «по умолчанию».
— Прости меня, — говорю я.
— За что?
— За то, что я не догадался.
— Было бы абсолютно несправедливо на это рассчитывать.
— Но ты догадался, кто я.
— Ну да. — Он опускает глаза. — Если честно, я уже довольно давно догадался. Правда, сначала думал, может, я просто вижу то, что мне хочется видеть.
Видит то, что ему хочется видеть.
Кажется, это значит, что Брэм хотел, чтобы Жак оказался мной.
Внутри у меня все сжимается, в голове туман. Прочистив горло, я говорю:
— Зря я болтал про учителя английского.
— Не в том дело.
— Не в том?
Улыбнувшись, он отворачивается.
