С этими словами он выпустил руку Офелии и отвернулся, явно пристыженный своим порывом. Отношения между мужчинами и женщинами, как и все остальное на Вавилоне, строго регламентировались. Близкие контакты могли иметь место только с одобрения высших властей. А в «Дружной Семье» их попросту запретили раз и навсегда, и даже прикоснуться к руке сокурсницы было чем-то из ряда вон выходящим.
Октавио впервые смущенно прятал глаза от девушки.
– Я не такой уж злой, – буркнул он наконец, – и я тебе это докажу.
Когда Офелия поравнялась с полками, возле которых ее облили чернилами, Блэза там уже не было. Вместо него она увидела робота: тот усердно драил испачканный пол, монотонно твердя: «Скромные подарки укрепляют дружбу».
Девушка задумалась над словами Октавио: что за доказательства он хочет ей предъявить?
Тем же вечером в холодном зале Секретариума она никак не могла сосредоточиться на рукописи. У нее горели воспаленные веки. Заполненные до предела дни не оставляли ей ни минуты отдыха, а окружение пятнадцати недоброжелателей мешало спокойно спать по ночам. Тщетно Офелия водила пальцами по страницам древнего журнала в тех местах, где бумага еще не совсем истлела, – «комендант» упорно молчал. Девушку терзала мысль о том, что ей нечего сказать Торну. Перед ней лежали немые дырявые лоскуты бумаги, и рядом не было Медианы, чтобы завершить перевод.
После долгих бесплодных попыток Офелия устало опустила руки и незаметно задремала, стоя перед пюпитром. Задремала всего на какую-то долю минуты, и вдруг ей привиделось, будто она пари´т над древним миром, так высоко, что линия горизонта круто изогнулась, повторяя форму планеты.
Еще миг – и она внезапно начала читать: «Скоро этот окаянный сезон дождей, и этот окаянный купол начнет протекать со всех сторон, и этот окаянный плющ пролезет во все комнаты, а эти окаянные детишки все еще где-то шляются! Зачем только их отпустили в этот окаянный город?! Что нового они там узнáют, кроме того, что наш окаянный мир прогнил насквозь?! А вдруг на них там нападут, несмотря на все их окаянные свойства?! Проклятье, до чего же без них пусто в этой окаянной школе!»
Офелия ничуть не удивилась. Погруженная в состояние транса, она сочла вполне естественным, что понимает язык журнала. И начала перелистывать страницы взад-вперед, забыв об установленных правилах и повинуясь лишь своему инстинкту. На полях, рядом с колонками цифр, девушка увидела заметки «коменданта». Вот оно, главное содержание рукописи!
«Л. до смерти надоел мне своими вспышками. Терпеть не могу эти окаянные огни среди ночи! Затемнение есть затемнение, никакого света!»
«Наши окаянные ребятишки хулиганили весь день. Война – сущие пустяки по сравнению с разгромом, который они после себя оставили. Ничего себе, школа мира и согласия!»
«Проклятье! У нас пропал З. На сей раз и впрямь пропал. Ничего удивительного, с его-то свойством. Проклятье!»
«Ложная тревога, З. нашли на другом окаянном острове. В полном здравии. Этим окаянным ребятишкам всё нипочем!»
«Малышка А. сегодня пришла ко мне с просьбой. Не понял ни единого слова – она говорила на какой-то окаянной местной тарабарщине. Тогда она набросала мне чертеж. Похоже, ей нужен телескоп. Уж не знаю, станут ли когда-нибудь эти окаянные ребятишки королями мира, но знание здешнего языка уж точно хорошее начало».
«Проклятье! З. снова исчез!»
Офелия листала журнал и не могла остановиться. Девушка и впрямь была в трансе: ей чудилось, будто комендант ворчливо нашептывает ей на ухо эти слова, за которыми скрывалась безграничная отеческая нежность. Он их любил, этих «окаянных ребятишек».
Искренне любил.
Журнал неожиданно закончился, и последняя запись гласила: «Он за мной следит. Его окаянный взгляд наводит на меня страх. Как будто я тут лишний, в их окаянной школе. Он не такой, как эти окаянные ребятишки, он другой. Я должен поговорить с командиром».
Офелия внезапно очнулась. Широко раскрыв глаза, она изумленно смотрела сквозь очки на рукопись, но та снова молчала: все то же хитросплетение незнакомых букв, все тот же загадочный текст на неведомом языке.
– Курсант Евлалия, ваше время истекло! – объявила акустическая труба голосом Леди Септимы.
Офелия взглянула на девственно чистый лист бумаги, предназначенный для отчета. И мгновенно приняла решение.
Нужно найти способ поговорить с Торном с глазу на глаз.
Невысказанное
Офелия вышла из лифта зала-холодильника; Леди Септима уже поджидала ее.
– Вы опоздали, курсант Евлалия. Идемте скорей.
Они, как всегда, прошли вместе по круговым галереям Секретариума. Офелия едва скрывала свое возбуждение: ей безумно хотелось со всех ног бежать к Торну. Не удержавшись, она взглянула на декоративный глобус, паривший в невесомости посреди атриума. Сегодня вечером древний мир выдал ей крошечную долю своих тайн.
Леди Септима вошла в зал ордоннатора и вручила Торну отчет об экспертизе, не заботясь о том, что прервала его работу за пультом. Обычно Офелия стояла опустив глаза. Но на сей раз она пристально смотрела на Торна, пока он вскрывал конверт, разворачивал лист и с бесстрастием робота изучал его. Бросив быстрый взгляд на девушку, он тут же перевел его на Леди Септиму.
– Оставьте нас одних.
– Why? Если моя ученица допустила ошибку, я должна быть в курсе и принять должные меры.
Она потянулась к листку, но Торн положил его в ящик ордоннатора, где он был недоступен чужим даже самым зорким глазам.
– С вашего позволения, sir, я хотела бы ознакомиться с отчетом, – настаивала Леди Септима. – Ведь именно я рекомендовала вам переводчицу и несу за нее ответственность…
– Ваши заслуги не подвергаются сомнению, – оборвал ее Торн, – а в этом тексте нет ошибок. Дело в том, что вам просто не положено знать его содержание.
– Простите?
Офелия невольно сжалась. Любопытно было слышать, как одно-единственное слово смогло выразить такую гамму чувств, которых оно и не предполагало. Леди Септиму смертельно оскорбили. Поистине, Октавио сжигал тот же огонь честолюбия, что и его мать: за их преданностью работе крылась непомерная гордыня.
Но Торн не утратил своего ледяного спокойствия. Он сидел неподвижно, с абсолютно бесстрастным лицом, и лишь его пальцы в перчатках с металлическими наконечниками мерно барабанили по деревянной панели ордоннатора. Офелия только со временем поняла, что эти перчатки, которые он никогда не снимал, защищали его от возможных ударов тока.
– Экспертизу манускрипта заказали Генеалогисты, – сказал наконец Торн. – Я получил от них строгие инструкции, вы тоже. Вам предписывалось найти переводчика, и вы исполнили поручение с усердием, достойным всяческих похвал. Но то, что будет сегодня здесь обсуждаться, в высшей степени секретно.
