Крыша представляла собой огромную террасу, засаженную лавандой, и, когда налетал ветер, по ней, как по морю, пробегала легкая рябь. Тревожно озираясь, профессор Вольф рассекал лавандовые волны. В окружении цветов его черная одежда, волосы и бородка казались чернильными кляксами. Гипсовый воротник мешал ему поворачивать голову, и, когда он хотел поторопить Офелию и Октавио или убедиться, что за ними никто не следит, ему приходилось разворачиваться всем корпусом.
Если внизу квартал полностью тонул в пыли, то здесь, наверху, он представлял собой настоящие зеленые джунгли. Что только не росло на крышах, соединенных между собой каменными аркадами! Розмарин, лавр, лимонные деревца, крапива, лианы…
Профессор поднялся по лесенке, ведущей в заброшенную оранжерею. Дверь так сильно заржавела, что открыть ее удалось только поднажав плечом. Оказавшись внутри вместе с Офелией и Октавио, профессор долго еще сыпал проклятиями, пытаясь закрыть ее. В конце концов он подпер дверь своим мушкетом. Заросшая сорняками оранжерея кишела мухами. И хотя многие щели в окнах были заткнуты тряпьем, в помещении свистел ветер. Впрочем, после той бури, что завывала снаружи, этот свист казался тишиной.
Присев на край пересохшего водоема, Офелия начала массировать ноющую кожу головы. Кудри ее стояли дыбом, словно предвидя ужасы апокалипсиса…
– Вы хотите сказать, что… – начала она, но профессор Вольф ее оборвал:
– Помолчите. Я пытаюсь сосредоточиться.
Приставив к глазу подзорную трубу, он обозревал двор здания, на крыше которого находилась оранжерея. Глядя в грязные окна, Офелия не увидела ничего, кроме красных водоворотов пыли, разбухавших, рассыпавшихся и тут же дававших место новым вихрям. С трудом верилось, что они угодили в ловушку там, внизу, всего несколько минут назад.
Промыв очки под краном, Офелия разглядела старинное оружие, разбросанное на траве. Среди сорняков также прятались раскладушка, банки с консервами, посуда и стопки книг.
Профессор переоборудовал заброшенную оранжерею в убежище.
Офелия беспокоилась за Октавио. Он сидел в углу среди папоротников, обхватив колени руками. Его распухшие от ударов пальцы постоянно дергались, и он никак не мог их успокоить. Лицо юноши закрывала челка. За все время он не произнес ни слова.
Офелия поискала глазами какую-нибудь посудину. Как и в квартире профессора Вольфа, здешние предметы оказались пугливыми, словно крабы, которые при малейшей угрозе скрываются в трещинах скал. Изловчившись, девушка ухватила жестяной стаканчик, попытавшийся спрятаться, налила в него воды и подошла к Октавио. Намочив носовой платок, она стала стирать с его лица кровь. Тот не протестовал, но продолжал сидеть, уставившись в одну точку, и явно не желал встречаться с ней взглядом.
Похоже, вся его гордыня исчезла вместе с золотой цепочкой.
– Спасибо, – прошептал он. – Я не забуду того, что ты для меня сделала.
И он горестно скривил губы.
– Я вовсе не такой герой, каким ты меня считаешь. Стоило Бесстрашному появиться передо мной, как во мне проснулось неудержимое желание ударить. Really желание. Даже теперь, когда он мертв, я все еще этого хочу. Потому что он увидел во мне то, что я не смог разглядеть собственными глазами. Если бы моя мать узнала, что я наделал… Но она узнает, – быстро поправился он и через силу добавил: – Я скажу ей, когда мы с ней останемся наедине.
Офелия разглядывала покрасневшую от крови воду в стаканчике, который пытался вырваться у нее из рук. Сколько тайн, сколько мыслей скрывала она от собственной матери только потому, что хотела избежать разборок? Вынув из кармана крылышки, девушка протянула их Октавио.
– Ты прав, – сказала она. – И ты очень хороший.
Внезапно профессор Вольф оторвался от окна, а его подзорная труба с громким дребезжанием сложилась сама собой.
– Только что прибыл городской патруль. Их наверняка кто-то известил. Начнется расследование, и, по обыкновению, стражники придут к выводу о несчастном случае. Ведь в нашем прекрасном городе преступления не совершаются.
Высунувшись из папоротников, Октавио с удивлением уставился на профессора и даже попытался нахмурить брови. Но ранка немедленно начала кровоточить.
– Вы забываете о патриотизме, профессор. Я не стану вас разоблачать, если вы вместе с курсантом Евлалией и со мной явитесь в качестве свидетеля. Мы обязаны рассказать, как все случилось на самом деле.
Честно говоря, Офелия отнюдь не стремилась оказаться на месте свидетеля. Если она даст показания, власти начнут проверять ее личность, задавать кучу вопросов, а она предпочитала этого избежать.
Впрочем, проблема отпала сама собой. Выхватив из груды старинного оружия карабин, профессор Вольф взял своих гостей на прицел.
– Никуда вы не пойдете, – прошипел он.
Ружье выглядело таким же древним, как и широкоствольный мушкет, но, похоже, профессора это не особенно беспокоило. Обгорелая бородка придавала ему грозный вид.
– Что вы там химичили возле моей двери? Кто вас послал?
Офелия не замечала карабина профессора. Она видела только страх, затаившийся у него во взгляде. Страх еще больший, чем тот, который она сама пережила во дворе его дома.
– Никто нас не посылал, мы пришли сами, – ответила она. – Нам нужна ваша помощь. А мне к тому же нужно ваше прощение, – в порыве вдохновения добавила она, – ведь у вас в доме я грубо нарушила этические принципы чтецов. Так что вы вправе считать меня врагом. Но у меня нет оснований враждовать с вами.
Профессор Вольф скривился. Карабин он не положил, однако дуло медленно направил вниз.
– Зачем вам понадобилась моя помощь?
– Вы единственный из ныне живущих, кто способен понять, что происходит на самом деле. Ведь вы уже встречали того, кто убил miss Сайленс и Бесстрашного?
Глаза профессора стремительно забегали от Офелии к Октавио.
– Вы оба… вы даже не представляете, до чего сумели докопаться. Даю добрый совет: прекратите разнюхивать. Про себя могу сказать, что это не принесло мне ничего, кроме неприятностей. Меньше знаешь – крепче спишь.
Сидевший в своем углу Октавио медленно встал, отряхнул форму и расправил плечи.
– Мы курсанты из роты предвестников. «Уметь заставить и заставить уметь» – вот наш девиз.
Профессор Вольф усмехнулся. Он все еще не выпускал из рук карабин, однако поза его стала менее напряженной. С лица исчезло выражение озлобленности, плечи согнулись, словно под гнетом навалившегося на него непосильного бремени.
Офелия решила, что ей пора разделить тяготы профессора.
– Вы читали книги Е. Д.? – спросила она.
И тут же ощутила на себе обжигающий взгляд Октавио. Его снова поразил вопрос, который он уже слышал из уст Офелии.
Профессор Вольф схватился за горло, как будто девушка перекрыла ему кислород.
