– Не могли бы вы… не могли бы вы рассказать о моем положении Лорду Генри?
– Не волнуйся за него, курсантка. Он найдет тебе замену, как нашел замену Медиане.
Офелия постаралась не показать, как ей горько слышать такие слова.
– По-вашему, у меня есть шанс все же получить степень виртуоза?
– Не думаю.
Офелия так и не сумела привыкнуть к извечному нейтралитету Элизабет, но сегодня ей особенно хотелось, чтобы та ему изменила. Когда девушка спускалась по ступенькам в колодец, Элизабет, заправив за уши волосы, наклонилась над люком и громко произнесла:
– Но я верю в леди Елену. И тебе тоже советую.
Веснушки и голос Элизабет стали последним, что увидела и услышала Офелия; миг спустя люк с грохотом закрылся. Щебет птиц, крики обезьян и стрекот насекомых уступили место гробовой тишине. Сердце Офелии глухо забилось: страх неумолимо овладевал всем ее существом.
Девушка не хотела оставаться здесь одна.
Она боролась с желанием колотить по люку, умоляя Элизабет открыть его. Потом глубоко вздохнула. Воздух оказался не слишком свежим, но дышать было можно. Разжав пальцы, вцепившиеся в последнюю лестничную перекладину, она осторожно поставила ноги на твердое дно колодца.
Несколько ламп с Гелиополиса озаряли помещение холодным светом. Изолярий представлял собой комнату с минимумом необходимых удобств: унитаз, душ без занавески, раковина, аптечка, матрас и зеркала. Много зеркал. Каждая стена – зеркало. Потолок – зеркало. Даже пол зеркальный. Когда Офелия подняла корзиночку с сухофруктами, которую сбросила вниз Элизабет, ее движение отразилось бессчетное число раз. Она видела себя с лица и со спины одновременно, ее отражение дробилось, повторялось и разбегалось. Замкнутое пространство исчезло. Она стояла в центре разветвленного туннеля, населенного тысячами других Офелий. И не могла убежать ни от одной из них.
Под рукой ни телефона, ни книг, ни письменных принадлежностей – ничего, что помогло бы занять мозг, заполнить пустоту и тишину. Только она одна. Одна, размноженная до бесконечности.
Идеальное место для размышлений.
Офелия забилась в угол и, обхватив руками колени, уткнулась в них носом. Вокруг вязло в воздухе липкое время. После двух бессонных ночей ей нужно было поспать, но сон не шел. Всякий раз, как Офелии казалось, что она засыпает, по ее телу пробегал электрический разряд, заставлявший девушку встрепенуться. Измученная взглядами бесчисленных собственных отражений, она не решалась покинуть свой угол. Можно было бы устроиться на матрасе, но от него жутко пахло гнилью.
Когда Элизабет закрыла люк? Сегодня? Вчера? Что там, наверху, – ночь? Услышать хотя бы звук гонга… Но сюда доносилось только бульканье воды в свинцовых трубах, да еще урчало у Офелии в животе.
Грызя шов на перчатке, она размышляла ни о чем и обо всем сразу: о Боге, о Другом, о Е. Д., о Светлейших Лордах, о Расколе, о таинственном незнакомце, что сеял ужас на своем пути.
Девушка старалась привести в порядок мысли, но безуспешно: зеркала изолярия сбивали ее с толку. Офелия умела проходить сквозь зеркала и, казалось, должна была бы чувствовать себя в своей стихии. Но ужас сковывал ее. От воспоминания о том, как в предыдущий раз она тщетно попыталась воспользоваться своей способностью, ее до сих пор бросало в дрожь. Ей было страшно снова встретиться со своим отражением. И этот страх делал путешествие сквозь зеркала невозможным.
Значит, Октавио прав. Она слишком труслива.
Да и куда, собственно, идти? В «Дружной Семье» нет никаких зеркал. Единственное зеркало, в котором она видела свое отражение, находилось в туалете Мемориала, но такое большое расстояние ей не преодолеть.
Офелия еще крепче обхватила колени. На самом деле проблема была не в том, куда отправиться, а в том, зачем. Торн ее больше не ждал. Он положил конец их сотрудничеству. Она хотела поднести ему на блюдечке книгу, которую он искал, но, несмотря на все старания, не продвинулась в поисках. Скорее, наоборот: поставила под угрозу свой шанс стать виртуозом.
Она не сумела помочь Торну. Опять не сумела.
Обессилев, Офелия вытянулась на холодном зеркальном полу. И тотчас увидела на потолке множество собственных отражений, напоминавших странные небесные создания. Потом видения смешались, мысли сбились, ее одолела дремота, а затем она погрузилась в сон.
Проснувшись, Офелия увидела, что ее окружает туман, где то и дело мелькают неясные силуэты и цветовые пятна. Откуда-то доносились приглушенные звуки. Ей чудилось, будто она медленно плывет под водой, а над головой у нее неподвижная озерная гладь. Офелия ничему не удивлялась и ничего не боялась. Она словно скользила по податливому полю пространства и времени. Девушка редко чувствовала себя так спокойно: она хорошо знала это место, беспредельно малое и одновременно бесконечное. Она сотни раз пересекала его, но никогда в нем не останавливалась. Когда Офелия заснула, зеркальный пол изолярия поглотил ее и не выпустил. Она была нигде. Она была везде.
Девушка попала в промежуток между зеркалами.
– Почему вы здесь, на Вавилоне?
Голос Торна звучал глухо и отдаленно. Его не было рядом, в здешней пустоте, однако в свое время он произнес эти слова. Он сказал их в тот вечер, когда они нашли друг друга, и теперь эхо прошлого возвращалось к ней с неумолимостью маятника.
Торн задал очень странный вопрос. Разве не очевидно, что единственным ответом на него являлся он сам?
Как только Офелия это поняла, она догадалась, почему ее забросило в зеркальный промежуток. Пустота, царившая там, отражала ее внутреннее состояние. Ни ребенок, ни взрослая, ни девушка, ни женщина, она застряла в промежутке собственной жизни. Она ждала от Торна слов и поступков, чуждых для нее самой. Офелия никогда не говорила «мы». Никогда и ни в чем не шла навстречу Торну. Никогда ему не улыбалась.
Истина, единственная истина заключалась в том, что она трусиха.
Когда Офелия это осознала, ей показалось, что все ее тело пошло трещинами, словно яичная скорлупа. Трещины причиняли боль, но девушка знала, что так необходимо. Прежняя сущность разбилась вдребезги, осталось одно страдание.
Офелия почувствовала, что умирает. Теперь наконец она сможет начать жить.
Когда-то в детстве Офелия придумала игру: пятилась и смотрела, как люди обгоняют ее. Однажды она наступила на мячик, поскользнулась и стала падать назад, утратив ощущение, летит она вверх или вниз.
Точно такое же чувство девушка испытала, когда выпала из пустоты.
Ощущая нереальность происходящего, Офелия летела, пока наконец не ударилась спиной обо что-то твердое. Оглушенная падением, она лежала и сквозь очки разглядывала густую белесую пелену. Из отверстия посреди сводчатого потолка струился бледный свет, напоминавший лунный.
Офелия вышла из пустоты, но угодила явно не в изолярий.
