Почувствовав себя отдохнувшей, Офелия села и плотно обхватила плечи руками. В этот раз ей предстояло научиться читать свое тело.
Она внимательно прислушивалась к своим вдохам и выдохам, ко всем своим мыслям. Напряженно вслушивалась в тишину изолярия. Время безостановочно уплывало.
Чтобы воспоминания стали яснее, она перестала думать о себе.
Лавина света, хлынувшая в изолярий, бурной рекой растеклась по зеркалам, принесла с собой звуки и запахи джунглей.
Наверху открылся люк.
– Как ты там, еще жива? – раздался флегматичный голос Элизабет.
Яркий дневной свет ослепил Офелию. Она медленно поднялась. Тотчас к ее ногам упал сверток, как оказалось, с чистой формой.
– Собирайся, курсантка. Церемония скоро начнется.
Офелия кивнула. Она точно знала, что ей нужно делать дальше.
Церемония
Роскошные экипажи, гондолы и дирижабли пришвартовывались к Мемориалу Вавилона. Вся эта воздушная флотилия напоминала огромную связку ярмарочных шаров, расцветивших небо своими яркими красками. Пустили также дополнительные трамаэро. Но малый ковчег не мог принять всех гостей сразу, поэтому во избежание столкновений каждому транспортному средству отводилось специальное время для высадки пассажиров.
Офелия прибыла вместе с курсантами своей роты. За время пути никто не сказал ей ни слова, но вид у всех был довольно разочарованный.
Вместе они вошли в высокие стеклянные двери. В просторном атриуме собрались все группы «Дружной Семьи»: предвестники, нотариусы, инженеры, писцы, охранники, художники… Курсанты стояли плечом к плечу, плотными рядами, образуя слитную, бесконечную темно-синюю шеренгу, украшенную серебряным орнаментом из галунов. Все они смотрели на эстраду, где высились гигантские близнецы – Духи Семьи. Елена, со своим оптическим прибором, в широченном платье, натянутом на каркас с колесиками, выглядела слегка встревоженной. Поллукс, напротив, был воплощением благодушия и ласково оглядывал собравшихся, подмигивая то одному, то другому. Впрочем, он, как всегда, не помнил, кто есть кто.
От скопления людей, заполнивших галереи, трансцендии и залы-перевертыши – словом, всё, куда можно было поставить ноги, – у Офелии закружилась голова. Она еще толком не пришла в себя после мертвой тишины изолярия. Куда бы девушка ни обратила взгляд, всюду стояли люди: спереди, сзади, вверху, внизу. Делегация ученых в академических мантиях напоминала волнующееся море. От шепота собравшихся даже подрагивали стекла купола. Это навело Офелию на размышления, не рухнет ли от такого наплыва гостей Мемориал, до сих пор сохранявший равновесие только чудом.
Из своего ряда она поискала глазами Торна среди Светлейших Лордов, стоявших позади Духов Семьи. Торна она не нашла, но обнаружила Леди Септиму, которая то и дело поглядывала на часы, словно кого-то ожидала.
На эстраде высилась золоченая трибуна, где установили микрофоны.
Офелия перехватила взгляд Октавио, занимавшего место в подразделении Сыновей Поллукса. Она впервые видела его после допроса. На брови и ноздре у него еще виднелись швы, но эти шрамы явно причиняли ему меньше боли, чем душевные раны. Непримиримая внутренняя борьба наложила свой мрачный отпечаток на его лицо. Многие студенты и сейчас пытались подольститься к Октавио в надежде, что, когда он станет Лордом, он о них вспомнит, но тот просто не замечал их. Никто не сомневался, что сегодня Октавио получит степень виртуоза, хотя, похоже, сам он к этому уже не стремился.
Офелия, напротив, очень хотела получить новый галун. И мечтала, чтобы об этом узнал Торн. Или даже увидел собственными глазами. Глядя на паривший под куполом Секретариум, девушка задавалась вопросом: а придет ли он?
Неожиданно Офелии показалось, что за ней кто-то наблюдает.
Она чувствовала на себе чей-то липкий взгляд. Кто-то явно следил за ней, за ней одной, прячась в толпе. Она не видела таинственного соглядатая, но все острее ощущала его присутствие.
Кто же это?
Среди работников Мемориала, явившихся посмотреть на церемонию, Офелия заметила Блэза. Он тоже ее увидел и радостно замахал рукой. Улыбнувшись в ответ, девушка пожалела, что не может передать ему послание профессора Вольфа – слишком много любопытных ушей вокруг.
В первых рядах технического персонала стояли роботы. Церемония еще не началась, а они уже аплодировали, производя какофонию металлических звуков. Старого уборщика девушка среди работников Мемориала не увидела. «Испорченные и избалованные мальчишки вроде тебя предпочтут скорее дать работу роботам, нежели „честным гражданам“», – сказал Бесстрашный, обращаясь к Октавио. Он, конечно, отнюдь не был ангелом, но Офелия не могла не признать, что с его смертью умолк голос, очень необходимый Вавилону.
А вот кто твердо решил осчастливить общество своим присутствием, так это Лазарус. Устроившись на вип-балконе, он скромно улыбался фотографам, слепившим вавилонскую знаменитость своими вспышками. Его белый шелковый плащ и розовые очочки мерцали и переливались в тысячах огней атриума. Офелия надеялась, что издали Лазарус ее не узнает. Амбруаза рядом с ним не было.
Амбруаз…
Теперь Офелия знала, что их пути пересекутся и это случится скоро. Очень скоро.
Она уже устала ждать, как вдруг послышался рев мотора, перекрывший шум голосов. Все головы, словно флюгеры, мгновенно повернулись к высоким распахнутым дверям, в которые влетел старенький биплан, похоже, взятый из музея Древнего мира. Сделав круг над атриумом и обогнув глобус Секретариума, он пролетел над толпой, которая приветствовала его радостными криками, подбрасывая вверх тюрбаны. Сквозь очки Офелия разглядела в кабине двух человек, вальяжно расположившихся на пассажирских сиденьях. Неожиданно самолетик взмыл под самый купол, а потом свечой ринулся вниз. Зрители ахнули, но тут же увидели, как раскрылись два парашюта, и оба пассажира стали медленно опускаться под гром аплодисментов. Снизившись, самолет сделал последний круг и вылетел через те же двери, заставив всех курсантов распластаться на полу. Поднимаясь и приглаживая растрепавшиеся волосы, Офелия пришла к выводу, что такую опасную и глупую выходку она видела впервые.
Маневры парашютистов увенчались успехом: взявшись за руки, они приземлились прямо в центре пурпурного ковра, покрывавшего эстраду. Затем расстегнули авиационные шлемы и одновременно отбросили их в сторону, удостоившись новой бурной овации зрителей. Их эскапада никого не удивила. Офелия стояла далеко от эстрады и не могла как следует разглядеть прилетевшую пару. Она лишь отметила их роскошные шевелюры и золотистую кожу.
Призывая к тишине, прозвучал гонг.
Держась за руки, парашютисты поднялись по лесенке на трибуну. Их голоса, усиленные микрофонами, слились в единый призыв:
– Знание служит миру и прогрессу!
– Знание служит миру и прогрессу! – хором откликнулись все, кто пришел в Мемориал.
