— Хорошо, — сказал Саша. — Вернёмся к политике. Страной правят две императрицы. Как это получилось?
— Очень просто. Цыань была законной женой императора Сяньфэна, а Цыси его наложницей… — Аня вдруг замолчала.
— Ну? — спросил Ваня.
Аня молчала, как школьница, не выучившая урок.
«Если я раскрою свои личные причины ненависти к Цыси, — прикидывала она, — вряд ли добьюсь желаемого результата. Нет уж, расскажу только то, что им можно знать…»
— Эй, ты чего молчишь? — Ваня уже начал тревожиться.
— Да у них тут всё так запутано… Не знаю, с чего начать, — выкрутилась девушка.
— Начни с самого начала, — посоветовал Саша то ли в шутку, то ли всерьёз.
— Ну, хорошо, — в глазах Ани сверкнула какая-то неуместная отчаянная решимость — прямо, Жанна д’Арк на допросе. — Я постараюсь ничего не упустить из «славного» прошлого императрицы Цыси. Впрочем, для неё сегодня это будущее. Мне легче всего рассказывать о тех событиях, которые ещё не наступили, да и вы хотите услышать всё из первых уст, а не какие-то древние сплетни. Что я могла видеть, когда была совсем маленькой?
— Точно, — согласился Ваня. — Я, например, абсолютно не помню, что со мной происходило, скажем, в три года.
Аня посмотрела на него странно, она была вся поглощена своими мыслями.
— Короче, я буду рассказывать то, что помню и знаю сама о Цыси, а вы уж делайте вывод, как поступить с указом.
— Хорошо, — поддержал её Саша, — мы слушаем очень внимательно.
— Итак, через девять лет, то есть в 1889 году я стану драгоценной императорской наложницей. Вернее, не я, а моя предшественница по прошлой жизни Чжень Фэй, — Аня помолчала, и добавила с грустью: — Император очень любил свою драгоценную наложницу Чжень.
— Почему же он тогда не женился на ней? — простодушно спросил Ваня.
— Дело в том, — вздохнув, объяснила Аня, — что жён и наложниц императору согласно традиции выбирает мать. В данном случае — как раз императрица Цыси. Именно она настояла, чтобы женой стала не Чжень, а дочь её брата — хотела утвердить свой род как правящую династию. Сам Гуансюй был ей племянником, сыном сестры. А сестру свою она выдала замуж за великого князя Чуня, брата императора Сяньфэна. Видите, какой замкнутый круг получается: Гуансюй — сын её сестры, а его жена — дочь её брата. Короче говоря, женой императора стала его двоюродная сестра… Но Гуансюй не любил эту девушку. Она была некрасива и не слишком умна. Гуансюй хотел сделать своей женой Чжень — обаятельную, статную, образованную. Она прекрасно сочиняла стихи, рисовала, обладала живым умом и многими знаниями. И ей тоже очень нравился император.
Гуансюй обратил на неё внимание ещё в пятнадцать лет. Она просто очаровала императора. Он так и назвал её сразу: красавица. У Чжень была старшая сестра, которую тоже выбрали драгоценной наложницей. И она была хороша, но император однозначно предпочёл Чжень… — Аня помолчала, потом задумчиво произнесла: — Как странно рассказывать о себе в третьем лице!
— А ты не думай об этом, — посоветовал Саша. — Рассказывай так, как тебе удобнее.
— Ну, и что же было дальше? — Ване не терпелось узнать главное.
— Жена, звали её Лун Юй, не обладала властью над Гуансюем, поэтому даже если наложница ей не нравилась, она никак это не показывала. Дело в другом. То, что император игнорирует Лун Юй, страшно сердило Цыси. Та неоднократно наставляла его на путь истинный, но Гуансюй только кивал, а делал по-своему.
— А почему кто-то смел делать императору замечания? — возмутился Ваня.
— Не кто-то, а Цыси. Она являлась его приёмной матерью. А сыновняя почтительность в крови у китайцев. Они все с благоговением относятся к родителям. Принципы сыновней почтительности заложены ещё древним философом Конфуцием — непререкаемым авторитетом для всех китайцев. Его книги входят в обязательную программу обучения, жители Китая цитируют их наизусть и следуют правилам неукоснительно.
— Ну-ка, ну-ка, — ядовито сказал Ваня, — и что это, например, за правила такие? Может, они и нам сгодятся?
Аня сердито сверкнула глазами в его сторону и продолжила:
— Конфуций говорил: из всех обязанностей человека, на первом месте стоит сыновнее благочестие. Нет ничего существеннее почитания отца, а для выражения этого почитания нужно ставить его на одну высоту с Небом. Дети, в случае нужды, должны жертвовать жизнью ради родителей. А в случае убийства кем-либо отца или матери, сын должен спать на траве, имея щит вместо изголовья. Он не должен думать ни о чём, кроме мести. Сын не имеет права жить под одним небом с убийцей, и где бы ни встретил его — на рынке или во дворце — должен убить немедленно. А сын, знающий о преступлении отца, обязан его скрывать, иначе нарушит сыновнее благочестие. Тот же, кто не любит родителей, а любит других людей, есть бунтовщик против добродетели… И это, ещё далеко не полный перечень постулатов Конфуция о сыновней почтительности. Могу добавить, что за нарушения этих принципов полагалось суровое наказание. За брань или оскорбление родителей детьми назначается удавление. Так же смертная казнь полагается за донос на мать или отца, деда или бабку. Близкие родственники, скрывшие преступление друг друга, не подлежат суду. И совершивший преступление ради своих родителей или близких родственников тоже не подлежит наказанию. Короче говоря, родителям предоставлены все права на детей, а дети должны всю жизнь подчиняться родителям.
— Очуметь! — не удержался Ваня.
— И это ещё не всё! — Аня по-настоящему увлеклась рассказом. — К примеру, отец имеет право за непослушание посадить сына в тюрьму, может подвергнуть сына телесным наказаниям, даже если он сам является отцом взрослых детей. Сын обязан платить долги отца при жизни и после смерти. Если кто-нибудь из родителей заболел, сын должен ухаживать за ними, воздерживаясь от сытной пищи, прогулок и всякого веселья. А в случае смерти отца или матери обязан уйти со службы и в течение трёх лет оплакивать умершего. Правда, срок сокращается до нескольких месяцев, если сын является важным чиновником…
— Понятно, можешь не продолжать, — великодушно разрешил Ваня. — Вряд ли нам подойдут такие правила.
— Могу ещё добавить напоследок, — сказала Аня. — Отец вправе продать своего ребёнка другому человеку за долги.
— Ну, и слава богу, что мы родились не в Китае!
— Хуже другое, — осторожно подправил Саша это бодрое заявление, — мы сюда попали и пока ещё не можем вернуться назад.
— Поэтому слушайте меня, — строго напомнила Аня. — Теперь вам ясно, почему Гуансюй не мог вот так просто отстранить Цыси? Она постоянно донимала его советами, а юный император не смел заткнуть ей рот. Грубовато, конечно, говорю, но у меня для этой женщины других слов нет. Ей мало было обычной сыновней почтительности. Она привыкла к абсолютной власти, и после достижения Гуансюем совершеннолетия, императрица-регентша лишь формально передала ему бразды правления, а на деле вмешивалась во всё, включая личную жизнь императора. Окружила его евнухами-шпионами, следящими за каждым шагом, и была страшно недовольна, что Гуансюй всё свободное время проводит с драгоценной наложницей Чжень, вместо того чтобы оказывать предпочтение жене. Цыси несколько раз вызывала к себе Чжень и сурово отчитывала, мол, та не даёт императору заниматься государственными делами, даже била её бамбуковыми палками… На самом же деле, её сильнее всего бесили политические разногласия, ведь император был на стороне реформаторов. В отличие от Цыси, он прекрасно понимал, что стране нужны серьезные перемены. И наложница Чжень полностью поддерживала его. А Цыси раздражало, что император находится под влиянием реформаторов и не слушает её советов. Все вокруг должны были подчиняться ей и только ей. Она боялась, что Гуансюй выйдет из-под контроля, и тогда её власть кончится. Она станет просто императрицей в отставке, от которой уже ничего не зависит… Наверно, я длинно говорю, — извинилась Аня. — Вы меня перебивайте, если я буду повторяться. Просто я хочу, чтобы вы поняли, какая она. Управлять чужими жизнями, наслаждаться неограниченной властью, вершить судьбы миллионов — вот главное, что ей было нужно. Во дворце все перед ней трепетали. Один лишь суровый взгляд приводил в ужас любого. Без такого патологического удовольствия она уже не мыслила своей жизни… И тут вдруг непокорный Гуансюй пытается отодвинуть её от власти, не слушает советов, выходит из-под опеки! Она не могла этого допустить…
