Я не стал упоминать о Шелби. Помимо Коула, она была единственным известным мне человеком, который предпочел жизнь в волчьем обличье сознательно. Я знал, почему она сделала такой выбор, однако это не значило, что я его одобряю. Надеюсь, она получила то, чего хотела, и стала волчицей навсегда.
Коул отхлебнул виски и поморщился.
— Ты сам и ответил на собственный вопрос. Когда говорил про отсутствие воспоминаний. Бегство — лучшая терапия.
Я развернулся к нему лицом. На этой кухне он казался нереальным. Обычно люди обладают приобретенной красотой — чем дольше их знаешь и чем сильнее любишь, тем красивее они кажутся. Однако Коул бессовестно перепрыгнул этот этап и со своей вызывающей голливудской красотой не нуждался ни в чьей любви.
— Не думаю, — сказал я. — Мне эта причина не кажется веской.
— Правда? — с любопытством спросил Коул. Я с удивлением отметил, что в его голосе нет злобы, только смутный интерес. — Почему тогда ты ходишь в туалет на втором этаже?
Я уставился на него.
— А что, ты думал, я не замечаю? Да. Ты всегда ходишь в туалет наверх. Ну, то есть, может, конечно, внизу страшная ванная, но, по-моему, с ней все в порядке. — Коул спрыгнул с островка, слегка пошатнувшись при приземлении. — Так что ты, кажется, просто не хочешь видеть ванну. Я прав?
Не знаю, откуда он разузнал мою историю, впрочем, никто особенно ее и не скрывал. Может, ему рассказал даже сам Бек, хотя мне как-то странно было об этом думать.
— Это просто маленький заскок, — сказал я. — Избегать ванн, потому что твои родители пытались утопить тебя в ванне, — совсем не то же самое, что бежать от жизни, превратившись в волка.
Коул широко улыбнулся. Выпивка настроила его на благодушный лад.
— Давай заключим сделку, Ринго. Ты перестанешь обходить стороной ванную на первом этаже, а я — бежать от жизни.
— Всенепременно.
После того как родители попытались меня утопить, я лежал в ванне всего однажды — когда прошлой зимой Грейс затолкала меня туда, чтобы отогреть. Но в тот миг я был наполовину волком и практически не понимал, где нахожусь. К тому же то была Грейс, которой я доверял, а не Коул.
— Нет, серьезно. Я крайне целеустремленный субъект, — настаивал Коул. — Ведь счастье — это достижение целей. Мм, забористая штука. — Он поставил бутылку на столешницу. — Я уже тепленький. Так что скажешь? Ты ныряешь в ванну, а я посвящаю себя сохранению нашего с Виктором человеческого облика? Раз уж это у тебя такой маленький заскок.
Я сокрушенно улыбнулся. Он с самого начала знал, что может не опасаться, я и на пушечный выстрел не подойду к ванне.
— Туше! — сказал я, и в памяти вдруг всплыл последний раз, когда я слышал это выражение: в книжном, потягивая зеленый чай в обществе Изабел. Казалось, это было давным-давно.
КОУЛ
Я широко улыбнулся. Внутри плескалось приятное ленивое тепло, какое оставляет после себя крепкий алкоголь.
— Вот видишь, Ринго, — сказал я Сэму, — мы с тобой оба с большим прибабахом. У каждого свои тараканы.
Сэм молча смотрел на меня. На самом деле не так уж он походил на Ринго, скорее на сонного желтоглазого Джона Леннона, если уж быть до конца точным, но имя Джон с ним как-то не вязалось. Меня вдруг охватил приступ неожиданного сочувствия. Бедный парень не мог даже сходить отлить в нижний сортир, потому что его собственные предки пытались его укокошить. Вот непруха-то.
— Не хочешь устроить сеанс шоковой терапии? — поинтересовался я. — По-моему, сегодня отличный вечер для шоковой терапии.
— Спасибо, я как-нибудь сам, — отказался Сэм.
— Брось. — Я протянул ему бутылку, но он покачал головой. — Это поможет тебе расслабиться. Выпьешь — и в гробу ты видал эту ванну.
Голос у Сэма стал чуточку менее дружелюбный.
— В другой раз.
— Приятель, — сказал я, — я пытаюсь найти к тебе подход. Я пытаюсь помочь тебе. И себе самому заодно.
Я дружески ухватил его за локоть, Сэм попытался выдернуть руку, но как-то без убежденности. Я потянул его к выходу из кухни.
— Коул, — сказал Сэм. — Ты пьян. Пусти.
— А я говорю тебе, что все прошло бы куда проще, если бы и ты тоже был пьян. Не передумал насчет виски?
Мы были уже в коридоре. Сэм снова попытался выдернуть руку.
— Нет, не передумал. Коул, хватит. Ты что, с ума сошел?
Он рванулся прочь. От двери в ванную нас отделяли считаные шаги. Сэм уперся, и мне пришлось тащить его обеими руками. Он оказался на удивление сильным; не ожидал, что такой хлюпик может оказать серьезное сопротивление.
— Я помогу тебе, а ты — мне. Подумай, насколько легче тебе станет, когда ты взглянешь в лицо своим демонам, — продолжал я.
Не уверен, что так оно и случилось бы на самом деле, но звучало это солидно. Должен также признаться, что мне и самому любопытно было взглянуть, как поведет себя Сэм, оказавшись перед грозной ванной.
Я втащил его в ванную и локтем включил свет.
— Коул, — севшим внезапно голосом произнес Сэм.
Это была всего лишь ванна. Пустая ванна, совершенно ничем не примечательная: кремовый кафель на стене, отдернутая белая занавеска. Дохлый паук на дне. При виде ее Сэм вдруг рванулся у меня из рук, да с такой силой, что я с трудом его удержал. Я почувствовал, как напряглись все его мышцы.
— Пожалуйста, — попросил он.
— Это всего лишь ванна, — сказал я и обхватил его руками.
Впрочем, это было излишне. Он весь обмяк.
СЭМ
Недолгий миг я видел перед собой то, чем она являлась на самом деле, то, какой я, должно быть, видел ее первые семь лет моей жизни: ничем не примечательную ванную комнату, обшарпанную и прозаическую. Потом я наткнулся взглядом на ванну, и земля ушла у меня из-под ног. Я…
Сидел в комнате за обеденным столом. Отец сидел рядом; мать вот уже несколько недель не садилась от меня поблизости.
«Я не могу больше любить его, — сказала она. — Это не Сэм. Это тварь, которая иногда кажется похожей на него».
Передо мной на тарелке лежал горох. Я терпеть не мог горох. Видеть его на тарелке было странно, потому что мама это знала. Я не мог отвести от него глаз.
«Я знаю», — произнес отец.
Меня тормошил Коул.
— Ты не умираешь, — твердил он. — Тебе просто так кажется.
Родители держали меня за тощие руки. Меня поставили перед ванной, хотя вечер еще не наступил и я был в одежде. Родители уговаривали меня залезть в нее, а я отказывался, и, по-моему, это их даже обрадовало, потому что так им было легче, чем если бы я доверчиво повиновался. Отец взял меня на руки и опустил в воду.
