Разве я расист? Это он негр
Возможно, вскоре улягутся споры на национальном, но не на международном уровне. От друзей из разных стран еще приходят письма с вопросом, как же президент Берлускони мог совершить такую историческую оплошность, пошутив, что новый американский президент молодой и красивый и к тому же загорелый
[608].
Многие пытались дать объяснение словам Берлускони. Версии недоброхотов: от скандала (Берлускони хотел оскорбить новоизбранного президента) до формата trash: Берлускони прекрасно понимал, что дает маху, но знал также, что его электорат обожает подобные ляпы. Интерпретации сочувствующих: от нелепо оправдательных (приверженец соляриев, Берлускони хотел сделать Обаме комплимент) до сдержанно-снисходительных (всего лишь невинная шутка, не будем преувеличивать).
Иностранцы недоумевают, почему Берлускони, вместо того чтобы защищаться, заявив, что его неправильно поняли, что он имел в виду совсем другое (в сущности, его обычный метод), настаивал на правомерности своего выражения. Единственный ответ – Берлускони на самом деле верит, что ничего такого не сказал; искренне не понимает, что же в этом плохого.
Он сказал (как он думает), что Обама – темнокожий; разве не так, кто-то отрицает? Берлускони, как ему кажется, подразумевает: Обама – темнокожий, это очевидно, все американские темнокожие писатели обрадовались тому, что темнокожий займет кресло президента. С давних времен темнокожие в Америке повторяют: black is beautiful, темнокожий и загорелый – это одно и то же, поэтому можно сказать, tanned is beautiful
[609]. Не так ли?
Нет. Вы помните, что белые американцы называли «неграми» (negro произносится как «нигро») выходцев из Африки, а когда хотели выразить свое презрение, говорили nigger. Затем афроамериканцы добились, чтобы их называли black; но сегодня термин «ниггер» может употребляться в шутку или для провокации. Вообще-то между собой они так говорят, но если это скажет белый, не исключено, что получит по физиономии. Точно так же как есть геи, которые используют для самоопределения выражения гораздо более сильные, но если так их назовет тот, кто геем не является, как минимум они обижаются.
Значит, сказать, что темнокожий занял президентское кресло, – это обычная констатация, можно произнести это как с удовлетворением, так и с ненавистью, но это может сказать кто угодно. Назвать же темнокожего загорелым – это способ сказать и не сказать, то есть намекнуть на различие, не осмелившись назвать вещи своими именами. Сказать, что Обама «темнокожий», – очевидность; сказать, что он «черный», – намек на цвет его кожи; сказать, что он загорелый, – злобная насмешка.
Уверен, что Берлускони не хотел дипломатического конфликта с США. Но существуют речевые обороты или манера поведения, позволяющие различать людей разного социального происхождения или культурного уровня. Возможно, это снобизм, но в определенных кругах человек, который говорит «манагер», будет воспринят негативно, как и тот, кто говорит «университет Гарварда», не зная, что Гарвард – это не город (а некоторые вообще произносят «Гаруард»). Изысканное общество не примет того, кто пишет «Поминки Финнегана» в родительном падеже (а не «Поминки по Финнегану»)
[610]. Как раньше простонародьем считались те, кто оттопыривал мизинец, поднимая бокал, в ответ на угощение кофе говорил «с меня должок» и вместо того, чтобы сказать «моя жена», говорил «моя супруга».
Иногда речевая характеристика может быть обманчива: я вспоминаю одного человека, известного своей аскетичностью, который после моего выступления на открытии выставки подошел меня поблагодарить и сказал: «Профессор, вы не представляете, какое удовольствие я получил». В аудитории смущенно заулыбались, но этот человек всегда имел дело с людьми добропорядочными, он не знал, что выражение стало использоваться у нас главным образом в смысле плотского наслаждения. Что же касается духа, говорят: «настоящий интеллектуальный восторг». «Разве это не одно и то же?» – спросил бы Берлускони. Нет, обороты речи – это разные способы сказать, казалось бы, одно и то же.
Просто Берлускони не вхож в определенные круги, где знают, что можно назвать этническую принадлежность, но не упоминать о цвете кожи, как знают и то, что рыбу не едят ножом.
Берлускони и Писториус
Литература о Берлускони достаточно обширна. Среди новейших памфлетов отмечу книгу, верстку которой я только что смотрел (выйдет в издательстве Manifestolibri), «Феноменология Сильвио Берлускони» Пьерфранко Пеллиццетти
[611], которая откровенно желчно затрагивает вопросы от эстетики до сексуальности нашего лидера. Уже вышла книга «Тело вождя» Марко Белполити (Guanda, 2009)
[612], в которой рассматривается только одна особенность героя – его отношения с собственным телом и непрерывно создаваемый его образ.
Может показаться странным, однако не все вожди у нас имеют тело; взять хотя бы такого крупного лидера, как Де Гаспери
[613]. Конечно, те, кто жил в пятидесятые годы, вспомнят его хищный профиль, но ограничатся лишь чертами лица. Посмотрите на памятник ему в городе Тренто: тело теряется в складках мешковатого костюма. С другой стороны, не было тела (максимум узнаваемое лицо) у всех лидеров прошлого, от Ненни
[614] до Фанфани
[615], и даже у Тольятти, несомненное обаяние которого было главным образом интеллектуального свойства. Это характерно и для других стран: никто не помнит тела президентов Франции, кроме разве что де Голля (просто из-за роста и, считай, карикатурного носа); у англичан есть образ Черчилля – по большому счету лицо добродушного выпивохи с сигарой, в остальном – лишь смутное воспоминание о тучности. Отсутствовала телесность и у Рузвельта (если не рассматривать ее негативно, потому что он был инвалид). Трумэна можно принять за обычного страхового агента, Эйзенхауэр был похож на дядюшку, и первым, кто поставил на кон физические свойства (но опять же только лицо), был Кеннеди, который обошел Никсона благодаря выигрышным кадрам на телеэкране.
