Естественно, правильно писать иностранные имена всегда трудно. Знаменитый немецкий коллега, с которым мы давно знакомы, как-то раз написал приглашение, адресованное «Умберто Экко». У меня учащается сердцебиение всякий раз, когда я должен процитировать Люсьена Гольдмана или Эрвинга Гоффмана
[238], и я спрашиваю себя, где писать одну, а где удвоенную согласную (к слову, это мои друзья, с которыми я часто переписывался). Но если такое случается, я смотрю в интернете или в словаре Гардзанти.
Почему к подобному ритуалу не прибегают журналисты, а иногда и редакторы издательств, остается загадкой.
Минкульпоп и пупок
Сомневаюсь, что, когда выйдет эта «картонка», будут продолжаться споры о школе для «велин»
[239] в Неаполе, но это повод задуматься над темой, актуальной и в будущем. В целом в ремесле теледивы нет ничего постыдного, и некоторые велины становятся телеведущими или актрисами среднего калибра. В обществе спектакля
[240] нормально, что красивая девушка хочет начать подобную карьеру.
Тем не менее государственная школа для велин все равно что государственная школа для поэтов. Принять на курс сто человек, и, если провидение приложит руку, не исключено, что один из них действительно станет поэтом, а остальные девяносто девять, естественно, всю жизнь будут чувствовать себя неудачниками, проклиная службу в банке и наводняя издательства регулярно отклоняемыми рукописями. Неудачное сравнение? Предположим, что на телеканале каждый вечер выходят в эфир две передачи, в которых задействованы по две велины в каждой, в общей сложности десять каналов за вечер (исключая те, где продают пылесосы, поскольку велинам там трудно достичь успеха), можно подсчитать, что сорок велин каждый вечер будут при деле. Однако двести восемьдесят велин в неделю – неверный расчет, поскольку по крайней мере одна из двух передач идет днем (те же велины), следовательно, умножаем двадцать на семь, плюс двадцать работают на постоянной основе, и получаем сто шестьдесят велин, которые, скорее всего, будут обеспечены работой минимум в течение одного календарного года. Выпускницы этой школы в более выгодном положении по сравнению с поэтами, я не имею в виду тех, кто добьется серьезного успеха, но тех, кого по крайней мере опубликуют в уважаемых литературных журналах и чьими строчками заинтересуются литературоведы?
Однако состоявшийся поэт может работать всю жизнь, в то время как у состоявшейся велины срок плодотворной деятельности сильно ограничен. Наконец, поскольку не всех выпускниц этой школы примут в популярную телепередачу «Лента новостей»
[241], есть большой риск, что большинство из них станет мелкими сошками на региональных каналах и не реализует свои мечты о славе.
В 2003 году вышел перевод французской сатиры «Основы теории молодых девиц» (издательство Bollati Boringhieri), где не только велины, но и обычные девочки, которые подчиняются диктату моды (голые пупки и прочее), представлены как жертвы общества, принуждающего их продавать свое обольщение за рабочее место, новый опиум для народа. Журнал Panorama опубликовал рецензию Джампьеро Мугини
[242], полную беззаботного скептицизма, поскольку, как утверждает автор рецензии, в итоге эти образы возбуждают мечты о красоте, «без которой нет жизни», и заключает он так: «Спасибо за то, что вы есть, милые прелестницы». Я тоже неравнодушен к очарованию женской красоты и могу понять, какое наслаждение находит Мугини в созерцании этих прелестей. Многие, однако, получают удовольствие и от просмотра корриды, но кто же при этом думает о быке? Проблема не в Мугини, а в девушках.
Некоторые телепередачи не выживут без полуголых красавиц, вертящих задом, другие же, телевикторины к примеру, которые я смотрю с удовольствием («Амадей и Скотти»
[243]), могут прекрасно обойтись и без красотки, улыбающейся в конце передачи рядом с несчастным проигравшим, как правило уступающим ей в совершенстве. В любом случае даже самый заядлый антифеминист должен признать, что речь идет об использовании женщины-объекта. В двух словах: если бы женщины были субъектом, они бы задавали вопросы, а Амадей ходил бы в плавках. Однако Амадей является гигантом мысли («Нет, синьора, ипекакуана – это не рептилия в Центральной Америке!»), тогда как девушка нужна там для того, чтобы Мугини, как он честно признался, просто радовался ее существованию.
Если не в этом объективация женщины, то единственной женщиной-объектом оказывается проститутка, и то лишь тогда, когда ее заставляют торговать собой, а в остальном можно спать спокойно. В противном случае идея открытия школы с государственным финансированием для воспитания девочек в качестве сексуального объекта не кажется мне хорошей.
И последнее соображение. Кто-то задавался вопросом, почему Антонио Риччи в своей передаче «Лента новостей» назвал «велинами» девушек (которые, по крайней мере, умеют танцевать и остроумно шутят)? Велиной назывался официальный циркуляр на тонкой папиросной бумаге, который Минкульпоп
[244], орган пропаганды фашистского режима, рассылал в газеты с разъяснениями, о чем им можно писать, а о чем лучше умолчать. Поскольку программа Риччи родилась как пародия на выпуск новостей (а потом стала заслуживать больше доверия, чем то, что она пародировала, но это другой вопрос), очевидно, Риччи придумал это ироничное название для муз, которые подносили двум телеведущим листочки с новостями. Название прижилось, и теперь оно используется с семантикой типа «глянец», бумага высокого качества, белая и гладкая. В любом случае мы уже не помним, как возник этот эпизод с цензурой.
