Иными словами, Разумный замысел также может выражаться через принятие или отклонение случайностей. Разумеется, надо определиться, что первично: Автор замысла, способный выбирать и отвергать, или же Случай, который, принимая и отвергая, являет собой единственную форму Разума (получается, что Случай фактически играет роль Бога). Не самый простой вопрос. И куда более философский, чем полагают фундаменталисты.
Олень и верблюд
В предпраздничные недели разразилась дискуссия о рождественских вертепах. Во-первых, несколько крупных торговых сетей прекратили продавать товары для вертепа, поскольку (по их словам) те больше не пользуются спросом. Благочестивые обыватели возмутились, но вместо того, чтобы предъявлять претензии себе подобным за пренебрежение традициями, они ополчились на коммерсантов (для сведения: одна из попавших в немилость торговых сетей вообще никогда не продавала фигурки для вертепов). Во-вторых, прозвучало предположение, что в потере интереса к рождественским вертепам виновата чрезмерная политкорректность: во многих школах, например, их перестали устанавливать, дабы не оскорбить чувства детей, исповедующих другие религии.
Это тревожный знак, даже если не все учебные заведения придерживаются подобной точки зрения, ведь задача любой школы – уважать и поддерживать традиции, а не упразднять их. Если мы хотим, чтобы дети разных национальностей мирно уживались друг с другом, надо дать им возможность познакомиться с чужими обычаями. Соответственно, на Рождество следует выставлять вертеп, а в праздники, значимые для других религий или этнических групп, обращаться к их символике и ритуалам. Тогда дети откроют для себя многообразие традиций и вероисповеданий, хотя бы опосредованно примут участие в чужих празднествах, и юный христианин узнает, что такое Рамадан, а малыш-мусульманин – историю рождения Иисуса.
Что до продажи статуэток, по-моему, журналисты раздули скандал на пустом месте. В неаполитанской церкви Сан-Грегорио-Армено можно купить самые невероятные фигурки; пару лет назад я заходил в миланский универмаг Rinascente, и на этаже с товарами для вертепа было не протолкнуться; еженедельная газета провела опрос среди политиков, и выяснилось, что приверженцы наиболее левых взглядов и ярые антиклерикалы питают особую слабость к вертепам. Закрадывается мысль, что этот символ дорог в первую очередь мирянам, а прилежные прихожане давно предпочли ему елку и заменили младенца Иисуса и волхвов на Санта-Клауса. Во времена моего детства именно волхвы приносили подарки, поэтому дети с такой радостью прославляли Сына Божьего, спускавшегося с небес, чтобы обеспечить их игрушками.
На деле же все куда запутаннее. Елка и Санта-Клаус считаются наследием протестантской традиции, но почему-то все забывают, что Санта-Клаус был католическим святым (святой Николай из Бари, его имя – искаженная версия Nicholas или Nikolaus). В то же время вечнозеленое дерево является языческим наследием и напоминает о Йоле, дохристианском праздновании зимнего солнцестояния, и церковь нарочно выбрала для Рождества ту же дату, чтобы поглотить и подчинить себе существовавшие ранее традиции и празднества. Напоследок еще одно противоречие: потребительское неоязычество окончательно лишило ель ее сакрального смысла, и она превратилась в сезонное интерьерное украшение, вроде праздничной иллюминации на городских улицах. Сейчас дети и их родители радостно цепляют на елку разноцветные шары, но им далеко до того счастья, которое я испытывал в начале декабря, помогая отцу устанавливать вертеп. До сих пор помню, какой восторг вызывали фонтанчики и миниатюрные водопады, из которых лилась вода, благодаря спрятанному механизму с клизмой.
Вертеп уходит в прошлое, потому что его оформление требует усилий и фантазии (все рождественские елки похожи друг на друга, тогда как вертепы индивидуальны), да и если каждый вечер посвящать обустройству вертепа, рискуешь пропустить все телепередачи, необходимые для сплочения семьи, – это те, где показывают полуголых девиц и клинических идиотов и всегда требуют, чтобы к детям у экранов присоединились их родители.
Если учесть, что мой отец, столь преданный рождественскому вертепу, был социалистом, последователем Сарагата
[429], отчасти деистом и в чем-то антиклерикалом, смею предположить, что пренебрежение вертепом – грех и для неверующих тоже, а может, для них в первую очередь. Придумать вертеп мог только такой персонаж, как святой Франциск, чья религиозность проявлялась прежде всего в беседах с волками и птицами: вертеп – самое человечное и наименее трансцендентное изобретение, которое напоминало бы нам о рождении Иисуса. Ничто в этой сакральной диораме, не считая падающей звезды и двух парящих над хлевом ангелочков, не напоминает о теологии, и чем вертеп населеннее, тем понятнее для малышей повседневная жизнь прошлого, а для кого-то, быть может, та первозданная природа даже обретает особую притягательность.
Если светско-потребительская елочная традиция связана с предрассудками, которые немного отдают нацизмом и уходят корнями в далекое прошлое, то религиозная традиция установки вертепа воспевает мирскую жизнь и естественность: хижины на холмах, овечки, курицы, кузнецы, плотники, женщины с кувшинами, бык, ослик и верблюд (который, кстати, легко пройдет сквозь игольное ушко) … Зато тому, кто оставляет под елкой слишком дорогие подарки, Царствие Небесное точно не светит.
Рот на замок
Лет пятнадцать назад я предсказывал, что за несколько десятилетий расовый состав Европы станет необычайно пестрым и процесс этот будет болезненным и кровавым. Я не пророк, а всего лишь здравомыслящий человек, который часто обращается к историческому опыту, поскольку уверен, что события прошлого таят подсказку о потенциальном будущем. Достаточно посмотреть, что сейчас занимает людские умы (опустим теракты). Во Франции лицейский преподаватель публикует статью, критикующую ислам, и ему начинают угрожать физической расправой. С репертуара берлинского театра снимают оперу Моцарта «Идоменей», поскольку в постановке фигурируют отрубленные головы не только Иисуса и Будды (ну и пусть), но и пророка Магомета. Что уж говорить о папе, который в его-то возрасте должен понимать, что лекция никому не известного профессора в университете и транслируемая по всем каналам речь понтифика – не одно и то же и стоит быть осмотрительнее (в любом случае оказаться за одним столом с теми, кто попытался раздуть из исторической цитаты новую религиозную войну, мне бы не хотелось).
Хорошую статью о происшествии с французским преподавателем написал Бернар-Анри Леви
[430] (см. Corriere della Sera от 4 октября): с его позицией можно не соглашаться, однако не вызывает сомнений, что необходимо отстаивать право на свободное выражение своих взглядов на религиозные темы и нельзя поддаваться на шантаж. В том же номере Серджо Романо опубликовал статью об «Идоменее», и я приведу ее в своем вольном пересказе, к которому автор не имеет никакого отношения: если возомнивший себя новатором режиссер ставит оперу Моцарта и выносит на сцену отрубленные головы основоположников нескольких религий (Моцарт до такого точно бы не додумался), ему стоит всыпать по первое число – по эстетическим и филологическим соображениям; хорошей взбучки также заслуживают режиссеры, которые одевают героев «Царя Эдипа» в полосатые двубортные пиджаки. В тот же день на страницах La Repubblica знаменитый музыкант Даниэль Баренбойм
[431] задал мудрый вопрос: соответствовала ли эта выходка моцартовскому духу? Впрочем, он также сослался и на права художника.
